— Ладно, завтра будем разбираться, — сержант покачал головой, — но среди этих троих хоть один должен быть с другой стороны. Хоть один — из подручных Мясника.
Это было ясно, сержант уже успел доложить начальству, что во всем виновны Мясник с Неспящим, значит и арестованы должны быть именно их люди. Кого-то же нужно судить и казнить на радость честным гражданам! Впрочем, страже никто не помешает объявить всех, кто был схвачен во время потасовки, головорезами из банды Мясника… Так что Коню, возможно, и не повезет — его повесят за то, чего он не совершал. Хотя, с другой стороны, у него полно грехов, за которые веревка — в самый раз… Едва я успел об этом подумать, как Конь, резко развернувшись, въехал ногой в живот другому пленнику. Нечесаные патлы хлестнули вокруг головы долговязого бандита, щедро рассыпав град кровавых капель. Тот, которого ударил Конь, с хрипом сложился пополам и рухнул на мостовую. Один из стражников ткнул Коня в ребра рукояткой алебарды — не зло и не сильно. Для порядка.
— Вот этот и был с Мясником, — невозмутимо пояснил Конь.
— Завтра будем разбираться, — повторил Лысый, совершенно не удивленный поступком Коня, — значит так. Этих — по камерам. И чтобы всех по разным! Не то еще передушат друг дружку за ночь. А мне капитану хоть кого-то надо представить. И для суда… После суда — Гангмар бы с ними…
Тут Лысый сообразил, что слишком разговорился и замолк. Сняв шлем, он вытер потный лоб. Несколько стражников последовали его примеру, шестеро толчками погнали пленников к тюрьме, которая была за Большим домом. Я не удержался и крикнул вслед уходящим:
— Эй, Конь! А что было-то?
Бандит бросил через плечо:
— Мясник теперь сдохнет! Он нарушил соглашение, за бабой в Хибары пришел, когда его в порту ждали! Попомни мое слово, Хромой, ему теперь не жить, даже если его смогут залатать после моего ножика!
Шагавший следом стражник снова врезал ему древком, на этот раз сильнее. Чтобы Лысый не заподозрил, что я знаю больше него, я первым спросил:
— О чем это он, Коль? Какая баба? Какое соглашение?.. Ты что-нибудь понял?
— Не знаю, — хмуро буркнул сержант, — когда Мясник удрал, с ним была бабенка какая-то… Может, его жена… Завтра, Хромой. Завтра буду разбираться. На сегодня хватит с меня приключений — Хибары горят, там трупов — не меньше десятка на улице… И Мясник все же сбежал… Все-таки сбежал… Да, а ты почему здесь?
Я не знал, что ему ответить. Но меня выручили. Над нами прогремело:
— Эй, сержант! Что здесь происходит? — на сцене объявился член ливдинского городского Совета почтенный мастер Сектер.
Глава 36
У человека неискушенного может возникнуть вопрос — зачем в Ливде вообще нужны члены Совета? Нет-нет, я все понимаю, Совет — это важный элемент муниципального самоуправления, это наша гордость, это наше завоевание, это свидетельство того, что Ливда сама может о себе позаботиться, что ей не нужен имперский граф… Городской Совет — это понятно.
Но зачем нужны конкретные люди, зачем нужны синдики, входящие в него? Неужто для того, чтобы любой мог сказать: смотрите, вот заседает в Совете такой-то, так вот он — дурак. А рядом с ним в Совете сидит еще сякой-то, так он — казнокрад. Тот — проходимец, тот — вор, взяточник, развратник и Гилфинг весть кто еще… Ну, так зачем они нужны? Не знаете? Я вам скажу. Чтобы было кому время от времени орать на наших стражников.
Если бы не члены городского Совета, которые являются в Мир в крови и плоти (и с лужеными глотками, что важно!), сержанты стражи совсем бы распоясались, ибо им бы некого было бояться — они настолько лишены воображения, что не смогут бояться абстрактного символа, гордости и завоевания… Нужно было видеть, с какой сердитой рожей Лысый оборачивался на окрик Сектера и как его лицо расплылось, разгладилось, едва он узрел, кто на него орет. Члены ливдинского Совета имеют право орать на сержантов стражи, которые имеют право орать на своих людей, а те, в свою очередь, на всех остальных обитателей нашего славного города. И не только орать. Крики и брань — это самое естественное и частое выражение миропорядка, царящего в моем городе… И, замечу, едва ли не самое безобидное его выражение.
— Осмелюсь доложить, — сдержанно буркнул Коль, — беспорядки в Хибарах. Можно сказать, большие беспорядки. И они подавлены силами моего отряда. Законность восстановлена. Зачинщики арестованы. Я имею причины полагать, что в числе задержанных мной — преступники, виновные в смерти мастера Товкера…
Я еще раз поразился умению Лысого выражаться книжными оборотами. «Законность восстановлена». Специально, что ли, он их заучивает?
— Как в Хибарах? — не сумел скрыть своего удивления Сектер. — Не в порту? Не в Западной стороне?..
Хе, он-то ждал, что внимание стражи привлечет бунт имперских моряков в портовом районе… А я был о Сектере лучшего мнения — человек, осмелившийся привести в город Меннегерна, казалось мне, должен обладать большим самообладанием и сдержанностью. Его растерянность меня удивила. Я, отступив в тень под стеной Большого дома, решил послушать — вдруг Сектер сдуру выболтает что-то интересное. Тут же рядом со мной топтался один из носильщиков — надеялся услышать новости. Этой парочке в белых плащах не улыбалось ночевать на улице, но и возвращаться в монастырь через горящие Хибары тоже не хотелось. Носильщик выступил из тени, намереваясь, видимо, спросить шишку из Совета, как быть им с их носилками. В этот момент и Сектер обратил внимание на белый плащ. Он уже понял, что задал дурацкий вопрос, и теперь решил сорвать досаду на злополучном слуге настоятельницы.