— Ты уже знаешь? — брови Эрствина устремились вверх. — Откуда?!
— Ну, друг мой, я ведь тоже не терял сегодня времени… Сегодняшнее нашествие проповедников — дело его рук. Тебе известно, что стражникам запрещено гонять лгунов и чинить им обиды? Как ты думаешь, кем запрещено? А ведь это благочестивый мастер Сектер самолично являлся в кордегардию, держал там речь перед нашими молодцами из стражи и строжайше запретил им трогать проповедников. Значит, он и напустил их на город. Готовит Ливду к тому, что ночью в доме Совета что-то произойдет. Но что там может быть?
Это в самом деле оставалось для меня непонятным. Я же сам был нынешней ночью в Большом доме — там нет никого и ничего интересного. Члены совета на ночь расходятся по домам, больших денег в городской казне уже давно не бывает. В чем же здесь дело? Допустим, обуянный жаждой крови эльф в самом деле ворвется в дом Совета, построенный на фундаменте Белой Башни… Допустим… Ну и кого он там найдет? Что-то здесь не клеилось. Я никак не мог уразуметь, в чем заключается план интригана Сектера. Чего он добивается? Я могу допустить, что он, не полагаясь на кровожадность эльфа, сам (ну пусть не сам он лично, а нанятые им головорезы) кого-то убьет, похитит или ограбит. Затем в Большом доме будет найден труп «чудища»… Ночное происшествие спишут на эльфа? Вряд ли. Это было бы возможно, если все произойдет в Большом доме, а там ночами никого нет… Какой интерес может быть у Сектера ночью в доме Совета? Загадка… А ведь подготовка к этой ночи идет уже несколько месяцев, Сектер потратил большие деньги.
Ночью должно произойти что-то очень важное, что-то из ряда вон выходящее…
— Знаешь, Хромой, — прервал мои размышления Эрствин, — я не знаю, что такого интересного может быть в Большом доме этой ночью, но зато я могу тебе точно сказать, чего добивается Сектер.
Эти слова он произнес взволнованным тоном. Я отвлекся от раздумий и поглядел на моего друга. Парнишка очень нервничал, я заметил, что он кусает побледневшие губы, а его ладонь судорожно сжимается и разжимается на рукоятке тупого ножа, которым он резал мясо. Кому как, а для меня этот жест очень красноречив — сын барона Леверкойского, разумеется, воспитан как воин. А когда воину не по себе — его рука ищет рукоять оружия… Или того, что хотя бы отдаленно напоминает оружие. Да, мой друг сейчас очень сильно нервничал.
— Учти, Хромой, — шепотом продолжил Эрствин, — то, что я тебе скажу, должно остаться между нами. Если я узнаю, что ты проболтался, я тебя убью. Слышишь, Хромой? Убью!
Надо же, какие страсти! Но вслух я этого не сказал, мой приятель был предельно серьезен. Таким серьезным может быть либо юнец его возраста, либо законченный болван. Умный человек не станет доводить себя до крайностей…
— Да ладно, если ты мне не доверяешь, то лучше не говори, — заявил я.
Верный способ добиться того, чтобы тебе поведали тайну — сделать вид, что тебе не интересно.
— Нет, я скажу. Просто запомни то, что я сейчас пообещал. Я не стал бы тебе об этом говорить… Хромой, все очень сложно… Я просто не знаю… Мне нужен совет, очень нужен… я не знаю, как мне поступить… Этот Сектер — негодяй и изменник. Он готовит переворот и, к сожалению, папа с ним заодно.
— Твой отец?
Эрствин с минуту молчал, опустив глаза, затем выдавил из себя с видимым усилием:
— Да. Я подслушал. Случайно. Они замышляют убить Лигеля, захватить власть в вашем городском Совете, а потом Сектер обещает помочь нам… В Леверкое.
Интересный поворот. Теперь я, кажется, знаю, где прячется Меннегерн. «Наш старый друг», как выразился собеседник барона вчера вечером… Там, в подворотне заброшенного дома на углу Корабельной и Каменщиков. Того самого дома, где и скрывается Меннегерн. Старый друг Меннегерн.
Глава 27
— Хромой, что мне делать? — голос Эсртвина дрогнул.
Только теперь я понял, как мучительно ему просить у меня совет. В самом деле, он сейчас терзается, не зная, что предпочесть — верность семье, совершенно конкретное родственное чувство, с которым он прожил жизнь, или почерпнутые из книжек и напыщенных разговоров абстрактные веления долга? Для меня бы здесь не было никаких вопросов, я привык предпочитать вещественные, осязаемые аргументы надуманным духовным ценностям, но у мальчика, выросшего в замке наверняка иные представления… Вся короткая жизнь Эрствина прошла среди рассуждений о чести, достоинстве, благородстве, верности долгу… И вот сейчас он, сын барона Леверкойского, дворянин, имеющий право бросить в лицо любому королю фразу: «Сир, вы не благороднее, а лишь богаче меня», он — и вынужден просить о помощи меня — человека, стоящего едва ли не у подножия социальной лестницы… Да, Эрствин сделал нелегкий выбор и я должен отвечать ему бережно и щадя его чувства.
— Погоди, друг мой, погоди… — осторожно подбирая слова начал я, — ты задаешь очень сложный вопрос, тем более сложный, что мне, человеку низкого происхождения, тяжело судить о нем… Прежде всего, скажи мне, что ты знаешь наверняка…
Эрствин тяжело вздохнул и принялся рассказывать, старательно изображая спокойствие:
— Вчера, когда я вернулся к нам, отца не было в его покое… — конечно, несколько комнат, отведенных в правом крыле Большого дома «почетным гостям», в семье барона принято именовать «покоями».
Вот попробуй, поговори с такими людьми о практической ценности обмана, — его постель была не смята.
— Так он мог заметить твое отсутствие?