— Довольно, старая грязь! — перебил я Шугеля.
— Если в твоем рассказе больше не будет ничего о Меннегерне, то хватит.
* * *
В Ренпристе был еще один человек, которого я хотел увидеть и еще одно дело, которое я хотел исполнить. Я покинул «Очень старый солдат» и направился в церковь. С собой я прихватил гномью книгу, наставление по рудному делу. Мне казалось, что если я встречусь с отцом Томеном, поговорю с ним, подарю ему эту никчемную книжицу, что-то в моей перебаламученной жизни встанет на место. Казалось, что я отыщу островок в бурном море, верну себе хоть что-то из потерянного…
Я пришел почти к самому концу службы. К своему удивлению, вместо старика Томена я увидел на кафедре молодого полного священника с толстыми щеками и маленькими добрыми глазками. Что-то дернулось в груди, я с трудом сдержался, чтобы не выдать охватившие меня мрачные предчувствия и занял место в задних рядах среди старух в блеклых платках, монотонно осеняющих себя гилфинговыми кругами и неторопливо отвешивающих поклоны…
Дождавшись конца проповеди, я вышел из церкви, направился к хорошо знакомой мне задней двери и принялся ждать. Постучать я не решился, настроение такое было паршивое… Минут двадцать спустя показался молодой священник. Увидев меня, он сам обратился со стандартным приветствием:
— М ир тебе, сын мой. Не меня ли ты ждешь?
— Я … отца Томена бы… — е два смог я выдавить из себя, — к нигу ему вот…
— А , ты, должно быть, тот самый солдат, что прослужил отцу Томену всю зиму, — д огадался поп, — в ерно?
Я кивнул. Тут попик согнал с лица улыбку и сообщил мне, что отец Томен умер месяц назад. Лихорадка. Промок под дождем, простудился, слег, да так и помер. Ну, понятное дело, опять книжки свои плащом прикрывал, а сам… Такая странная любовь к книгам не могла довести до добра, то есть пусть добрый человек (то есть я) не поймет превратно. Этот попик, он скорбит о кончине раба гилфингова, доброго отца Томена, но вот среди книг были и совершенно запретные, еретические… Викария даже пришлось вызывать, викария епископ прислал, тот разбирался, разгребал наследство отца Томена, десятка два книг отобрал и увез в Геву… Ну, то есть отец Томен не то, чтобы… Ну, не еретик, ничего такого, он, слава Гилфингу, мог отличить ересь от правой истины — отец Томен-то… Но вот его интерес… Странный интерес, право слово… А вот он сам, этот попик, он сын здешнего колбасника, младший сын… Конечно, папаша поспособствовал, чтобы он получил этот приход, вот оно как было… А отец Томен, светлая память ему, он добрый человек был, хороший человек, все его любили, а его книги — ну, что ж тут такого… У каждого ведь могут быть свои странности, просто очень необычно для священника…
— С пасибо, отче, — п еребил я словоохотливого попика, — с пасибо… Пойду я…
Я, как-то сразу сгорбившись, побрел прочь . Кажется, я и сейчас помню каждый камень ренпристской мостовой, к которой я опустил глаза. Неужто я в самом деле приношу окружающим несчастье? Дорогие мне люди умирают один за другим — я снова и снова обретаю одиночество, едва лишь получив от судьбы краткую передышку.
Смерть доброго отца Томена была последним из ударов, приготовленных мне судьбой в Ренпристе, если, конечно, не считать знакомства с колдуном Бибноном, но тогда мне показалось, что его предложение — единственный шанс начать жизнь заново. Я потерял все: отряд, братство, дружбу и расположение доброго книгочея-священника Томена — словом, все. Окрик молодого попика оторвал меня от созерцания мостовой. Он попросил меня немного подождать и, быстро сбегав в ризницу, вернулся с большим свертком в руках.
Окрик молодого попика оторвал меня от созерцания мостовой. Он попросил меня немного подождать и, быстро сбегав в ризницу, вернулся с большим свертком в руках. Это, пояснил он, мне завещал перед смертью отец Томен. И глядел очень участливо, пока я разворачивал ткань, в которую была упакована книга — тот самый полюбившийся мне трактат о монетах… Должно быть, молодой священник был очень добрым человеком, но в тот момент я вовсе не думал о нем. Даже не помню, поблагодарил ли я его. Надеюсь, что не забыл поблагодарить…
После этого я больше не раздумывал над предложением Бибнона. От церкви я прямиком отправился к нашему знаменитому заведению. Перед входом я остановился, глянул на вывеску и подмигнул украшавшему ее изображению — скелету в полном пехотном доспехе. «Очень старый солдат». Хороший символ, подходящий… Еще раз поглядев на вывеску, я толкнул дверь и отправился в зал — принимать предложение колдуна и его капитана…
* * *
— Нет, Хромой, — покачал головой старьевщик, часто моргая и, видимо, с трудом возвращаясь к действительности, — про Меннегерна больше ничего. Не нашли его…
— Ладно, — кивнул я, — вот тебе твоя плата.
Я бросил на стол две медных монеты в пять грошей.
— И все? — поморщился старьевщик. Впрочем, он, похоже, не рассчитывал и на такую премию.
— Все, — подтвердил я, — а чего же ты хотел, если эту историю сейчас рассказывают на каждом углу какие-то бродяги.
— А, да, — задумчиво согласился Шугель, — скажи тогда хоть, чего это тебе захотелось вызнать про Меннегерна? Ты же обещал рассказать.