— А тебе что здесь надо? Убирайся прочь! Ишь, перегородили вход в дом Совета своим барахлом! Пошли вон!
— Это не мое барахло, а паланкин ее священства матушки настоятельницы, — пробубнил носильщик в белом, отодвигаясь, впрочем, в тень с похвальной расторопностью. Может, он и не знал в лицо Сектера, но человек, покрикивающий на сержанта, внушает уважение всякому.
Я счел за лучшее также ретироваться, тем более что меня поджидал в переулке Эрствин, наверняка изнемогающий от любопытства. Оглянувшись, я заметил, что белые плащи подняли носилки и удаляются — не исключено, что их путешествие по ночной Восточной стороне закончится печально, но, скорее всего, грубость Сектера спасла им жизнь; скоро здесь начнется такая заваруха, что стычки бандитов в Хибарах покажутся невинными шалостями. А они об этом узнают только завтра, когда по всей Ливде поползут слухи о кровопролитии, учиненном «чародеем из Семи Башен». Я бы, возможно, последовал примеру носильщиков, но золото эльфов… И вот ведь что выходит — не нужно больше распутывать зловещие секреты, не нужно выведывать тайные молитвы и заклинания! Достаточно просто захватить вороного жеребца Меннегерна! Всего-навсего… Конечно, лошадка страшненькая и наверняка умеет за себя постоять, но если уж нашлись ловкачи, сумевшие обвести вокруг пальца хозяина, то почему бы мне не управиться с животным? И тогда… Тогда лошадка приведет меня в зачарованный зал в Семи Башнях к грудам золота… К грудам золота эльфов… Так что я останусь здесь и получу свою долю в этом Мире.
В таком оптимистичном настроении я вернулся в темный переулок, где притаился Эрствин. Однако вместо того, чтобы наброситься на меня с расспросами о том, что я узнал у главного входа, мой приятель сам собирался мне поведать что-то важное. Это было заметно по всему его виду, уж я-то научился разбираться в настроениях Эрствина. Парнишка еще не умеет сдерживать эмоции, у него все словно написано на лице. Даже в такой темноте эти письмена легко читаются. Так что, едва бросив на моего приятеля беглый взгляд, я понял — что-то случилось.
— Что произошло, Эрствин?
— На папу кто-то напал, он дрался!
— Ах, Гангмар… — в самом деле, пока я был на людях, у меня не было возможности слушать медальон… — что с ним? Он цел?
— Кажется, да. Какие-то люди преградили ему путь… Ну, вроде я слышал, что ему предложили идти другой дорогой… Бандиты какие-то…
И только-то! Ему «предложили идти другой дорогой»! Не пресловутый выбор между кошельком или жизнью, а всего лишь… Я, кажется, догадался, что произошло. Наш сэр Вальнт наткнулся на кого-то из парней Рыбака, которым было поручено охранять подступы к месту воровской сходки. Любой нормальный человек пожал бы плечами и выбрал обходный путь — но не благородный Леверкой. Конечно, барон решил силой проложить себе путь… Образ жизни благородного человека подразумевает отказ от здравого смысла, я знаю. Эрствин тем временем продолжал:
— Они дрались, но недолго. Им помешали. Кто-то еще вмешался в эту потасовку… Отец пошел своим путем. Кажется…
— Должно быть, те самые беспорядки в порту, которых ждал Сектер. Да, кстати, он здесь, Сектер-то. Он ждет бунта в Западной стороне и уже расспрашивал стражу, не слышно ли чего оттуда. Твой отец вероятно должен был проконтролировать, достаточно ли пьяны матросы с имперских галер, чтобы поднять бунт… Да, ты слышал, он даже смотрел на их пьянку. Барон убедился, что все идет по плану и собрался вернуться сюда… А потом он наткнулся на людей Рыбака…
— Погоди, Хромой, а кто такой Рыбак?
— Один из ночных баронов. Он устраивает сегодня ночью встречу для таких же как он сам… У себя в порту… Гангмар… Должно быть, пьяные солдаты столкнулись с его парнями и поэтому их выступление задержалось… А ведь уже порядочно стемнело, как ты думаешь? И где же барон?
— Я думаю, он скоро должен быть здесь… Ну, если он направлялся из порта сюда… Смотри!
Я посмотрел, повинуясь его призыву — на освещенную факелами площадь и переулка выступил сэр Вальнт, барон Леверкойский. Главные действующие лица собираются — кульминация близка!
* * *
Мои чары не могли полностью побороть действие сонного зелья, которым нас опоил Бибнон. В ушах звенело, все плыло перед глазами и каждый шаг отдавался в темени колокольным звоном. Казалось, что секунды тянутся и тянутся, невыносимо медленно я переставлял ноги, перемещаясь по бесконечно огромному двору к капитану Лонкопу. Тот, хотя и успел заметить меня, и начал разворачиваться — но делал это так же медленно и плавно, как и я. И еще он начал приоткрывать рот, но… Какими бы заторможенными ни казались мне собственные шаги, рот капитана открывался еще медленнее. В тот миг (бесконечно растянутый действием отравы миг) мина Лонкопа показалась мне здорово смешной. И я рассмеялся — нанося удар мечом. Капитана я рубанул почти не глядя, метя поперек корпуса. Лонкоп наверняка был опытным рубакой, но тогда то ли не успел увернуться (медленными мои шаги были только для меня же), то ли и впрямь был пьян…
Едва почувствовав, как под лезвием с хрустом расходится плоть, я рванул меч на себя, стряхивая с него Лонкопа и продолжая бесконечный бег к воротам.
Тот, хотя и успел заметить меня, и начал разворачиваться — но делал это так же медленно и плавно, как и я. И еще он начал приоткрывать рот, но… Какими бы заторможенными ни казались мне собственные шаги, рот капитана открывался еще медленнее. В тот миг (бесконечно растянутый действием отравы миг) мина Лонкопа показалась мне здорово смешной. И я рассмеялся — нанося удар мечом. Капитана я рубанул почти не глядя, метя поперек корпуса. Лонкоп наверняка был опытным рубакой, но тогда то ли не успел увернуться (медленными мои шаги были только для меня же), то ли и впрямь был пьян…
Едва почувствовав, как под лезвием с хрустом расходится плоть, я рванул меч на себя, стряхивая с него Лонкопа и продолжая бесконечный бег к воротам. Вой смертельно раненного капитана ударил мне в уши и, как ни странно, с ним вернулось ощущение реальности времени. И тут же все завертелось и понеслось с бешеной скоростью — только сраженный мной Лонкоп продолжал оседать в грязь с той, прежней, величавой медлительностью.