Наконец Мясник прервал затянувшуюся паузу:
— Хромой, мне нужно добраться до Обуха. Если отведешь меня к нему, я тебя отпущу, можешь валить на все четыре стороны.
— Мясник, я… Откуда я могу знать, где… Обух мне…
— Погоди, — Мясник прервал мои неуверенные протесты, — Хромой, ты все еще не понимаешь? Если ты сейчас скажешь мне, что не можешь отвести к Обуху, я убью тебя прямо здесь. Из сочувствия к твоей нелегкой судьбе убью быстро. И учти — я не спешу. Мы можем обойти все места, где мог бы укрыться Обух. Все, что тебе известны, сколько бы времени это не потребовало. Я уверен, что рано или поздно ты меня выведешь точно к этой вонючке. Что теперь скажешь?
Что мне оставалось сказать? Либо он прикончит меня здесь и сейчас — либо я могу попытаться привести его к Обуху. Там тоже неясно. Неизвестно, сможет ли Мясник, даже и при поддержке Неспящего, взять его светлость. Если не сможет — мне придется вскоре иметь дело с Обухом. Атаман не простит, что я привел к нему злейшего врага. Но любая попытка лучше, чем мгновенная смерть здесь в кабаке. К тому же можно бы попытаться вывести Мясника на людную улицу… Или, скажем, к посту стражи, ведь Лысый уже ищет его, верно? Разумеется, полдюжины стражников не остановят Мясника с Неспящим — но под шумок я могу попытаться сбежать… Конечно, это понимал и Мясник — и он будет начеку, но других вариантов не было.
— Ладно, — кивнул я, — хотя я боюсь, что ты меня обманешь.
— Такая возможность имеется, — согласился Мясник, — но ты готов проверить?
— Готов. Последний раз я видел Обуха в Хибарах. Там ты уже был?
— Был.
Это короткое «был» наверняка подразумевало схватку и несколько убитых…
— Ладно, — повторил я и привычным движением подтянул к себе костыль, собираясь встать.
— Стоп! — вдруг скомандовал Мясник, — Неспящий, забери у него палку.
— Мясник, — как можно жалобнее протянул я, — неужели ты собираешься отобрать клюку у инвалида?
— Хромой, перестань дурить, — тон бандита стал холодным и зловещим, — я прекрасно знаю, что такое посох чародея. Вы способны напихать в свои палки такое, что честному человеку и в голову не пришло бы…
Он сказал «честному человеку», между прочим! Интересно, кого он имел в виду — себя, что ли? И «дурил» при этом я…
— Да какой я чародей… — без энтузиазма буркнул я, протягивая нижний конец клюки Неспящему.
— Да какой он чародей, — так же невыразительно проворчал старый колдун, хватая предложенную ему деревяшку (левой рукой, кстати — правую он оставлял свободной, вот что значит привычка к опасности), — да в этом полене нет ни капли магии…
Дальше все завертелось с бешеной скоростью. Неспящий, глядя не на меня, а на Мясника, к которому он обращался, потянул клюку к себе, я слегка дернул в свою сторону.
Неспящий, глядя не на меня, а на Мясника, к которому он обращался, потянул клюку к себе, я слегка дернул в свою сторону. Колдун машинально потянул сильнее, но он уже сообразил, что ситуация неестественна, я заметил, как он начинает заносить над столом правую руку… Зловеще блеснули перстни — наверняка заряжены смертоносной магией…
В это мгновение я нажал фиксатор на своей клюке — Неспящий, начавший было привставать, рухнул на свой стул, прижимая к груди отскочившую половинку костыля. А я всадил высвобожденный клинок магу в горло — без рывка корпуса, без замаха, одним лишь движением руки. Легко.
Глава 18
Я сам не мог поверить, что мне это удалось. Что уж говорить о Мяснике — он обалдел настолько, что потерял несколько секунд. Его оцепенение давало мне шанс — я пихнул хрипящего в агонии мага на Гедора, стряхивая его с клинка. Разорванное горло не могло убить чародея мгновенно, всевозможные амулеты и защитные чары многократно увеличили его живучесть, однако характер раны был таков, что Неспящий уже не мог произнести ни слова. А не произнося заклинаний хотя бы шепотом, невозможно использовать Силу. Немых магов не бывает — но старые заклинания продолжали действовать исправно и Неспящий не умирал. Вернее, умирал, но очень медленно. Рухнув на своего приятеля, старик инстинктивно вцепился в его одежду, заливая Мясника потоками крови, я же использовал инерцию рывка для того, чтобы подняться… Гилфинг, как я бежал… Я так спешил, как только это может делать калека… Приволакивая больную ногу, я допрыгал до стойки, ухватился за нее рукой — дальше пошло веселее.
Я успел вывалиться наружу, когда Мясник еще только-только с ревом поднимался из-за стола, стряхивая с себя Неспящего. Окровавленный клинок остался у меня в руке, но он не мог служить заменой костылю — слишком короткий и упругий. Поэтому я, то прыгая на одной правой ноге, то приволакивая левую, двигался слишком медленно. Больше всего я боялся, что разойдутся швы на старых ранах, тогда мне конец. Поэтому я избегал опираться на левую ногу всем весом.
Я бросился в подворотню, выскочил в соседний двор. Этот дворик — непростой, из него ведут два выхода, но я не собирался воспользоваться ни одним из них. С одной стороны двор был огражден довольно высоким забором. Забор древний, каменный, очень прочный на вид и совершенно не соответствующий окружающим его хилым современным постройкам. Я перебросил свое оружие через забор, подпрыгнул, ухватился руками… Руки у меня, слава Гилфингу, в полном порядке. Перевалившись через гребень древней стены, я оказался на крыше сарайчика. Этот путь отхода я присмотрел заранее, еще в те времена, когда только-только начинал заниматься своим ремеслом у Восточных ворот — калеке приходится быть слишком предусмотрительным. По другую сторону забора я подобрал свой тесак, замер и прислушался. Тяжелее всего было сдерживать дыхание — мне давно уже не приходилось так быстро перемещаться и пыхтел я, как старый рыцарский конь после турнира.