— А… Это… Обух, я это… А почему Тощий?.
Его движения замедлились, наконец он остановился, обалдело огляделся…
— А… Это… Обух, я это… А почему Тощий?.. Ой, чего это я?..
— Ничего, Конь, ничего, — донеслось из-за кресла, — ты не виноват.
Только тут я заметил, что Конь, совершая свои подвиги, успел еще и обмочиться.
Глава 9
Конь смущенно топтался посреди комнаты, не зная, что ему делать. Смятение и растерянность на его лице в другой ситуации вызвали бы улыбку, так же, как и его мокрые штаны, но сейчас нам всем было не до смеха. Обух повторил:
— Ничего, Конь, ты не виноват, — я даже уловил в его голосе почти человеческие нотки, — ты скажи, ты это… Слышь, Конь, ты хоть что-то помнишь?
— Не, Обух… Помню, подошли к дверям… Ну, к хате Неспящего… Брюхо что-то еще сказал… А, сказал — ты, грит, молчи, я, грит, все буду за двоих говорить… Постучал потом… А больше ничего не было… И вот Тощий собакой стал — чего это?
— Собакой? — переспросил Обух.
— Это колдовство, Конь, — подал я голос, — Неспящий тебя заколдовал.
— Ты иди, Конь, переоденься, — все тем же заботливым тоном произнес атаман, — иди, отдохни. И вы, двое, тоже идите. Хотя нет, ты, Пуд, позови мне Крысюка и Кувшина, а ты останься у дверей. Да не здесь, дурак, а с той стороны… У дверей…
Когда все вышли и в зале остались только я и Обух, атаман наконец обратился ко мне:
— Что это за бодяга про то, что Тощий стал собакой?
— Да бредит он, ты ж видишь, что с ним Неспящий сделал.
— А чем ты его расколдовал? Я углядел, ты в граблях что-то держал. Чего там у тебя?
Признаваться, что я взял что-то из дома Тощего, мне было нельзя, это ясно. Поэтому я уклончиво ответил:
— Это уже по моей части, Обух. Нет, если ты хочешь, я, конечно, расскажу. Рассказывать?
— Не надо, — правильно, атаман, тебе этого не надо, — мне твоя чернокнижная тарабарщина без надобности. Ты мне простыми словами можешь сказать, что Неспящий затевает?
Ничего себе вопрос… Он же мне сам говорил, что с Неспящим договорится… Но напоминать Обуху о нашем ночном разговоре я посчитал неудобным — атаман сейчас и так на взводе, зачем его злить?
— Я так думаю, что даже сам Гангмар не знает, что у старого пьяницы сейчас творится в голове. Но то, что он опасен, ты сам видишь.
— Вижу, — согласился Обух, — что, Хромой, небось хочешь мне напомнить наш разговор? Хо-очешь… Так вот — ничего не изменилось. А Неспящего я прижму. Точно говорю — прижму. Так что у тебя за штучка в руках-то была? А ну, покажи.
Надо же, не забыл. Делать нечего, я продемонстрировал Обуху камушки, вся магия в них, по-моему, исчезла — Конь оказался очень восприимчивым, вероятно поэтому и остался жив. Неспящий решил использовать его в качестве посланника. Кстати, мне только сейчас пришло в голову — колдун вполне мог прикончить обоих присланных к нему громил, но все-таки оставил Коня в живых… Посчитал, что для него не важно, сколько у него противников — одним больше, одним меньше? Или подумал, что важнее припугнуть Обуха?
Пока я размышлял над этим, атаман разглядывал мои трофеи. Я набрался наглости и спросил:
— Хочешь купить, ваша светлость?
— А пошел бы ты к Гангмару со своей колдовской рухлядью… Что я тебе — Мясник, амулеты на себя навешивать? Не по закону это…
Вспомнив Мясника, он невольно нахмурился.
Скорее всего, мы с ним подумали сейчас одно и то же — очень важно, чтобы Мясник и Неспящий не смогли встретиться. Тут в дверь тихонько постучали — наверное, явились Крысюк с Кувшином.
— Ладно, — решил наконец Обух, — ступай, Хромой.
Я только и ждал его разрешения. Мне вообще не хотелось бы здесь появляться. Поэтому я сразу же поспешил удалиться. Мне многое предстояло обдумать — ситуация складывалась очень серьезная. Все выходило совсем не так, как замышлял Обух. Неспящий не пошел под него. Мясник, очевидно, попытается стать официальным приемником тестя… А он и в самом деле мог быть даже более опасным, чем Тощий… Прежде, когда он действовал в тени тестя, его принимали за обычного громилу, ну, может, более ловкого и удачливого, чем другие — не более. Однако Мясник — очень неглупый парень и вполне может оказаться куда способнее, чем Тощий.
С этим грустными мыслями я зашагал к своей лавке. Было еще довольно рано, а более спокойного места, чем моя лавка, я не найду. Там можно спокойно посидеть и все взвесить. Пока прямой опасности, кажется, нет — если Мясник с Неспящим станут действовать, начнут они не с меня. Но в случае чего придется валить из города…
Недалеко от входа в мою лавку я еще издали заметил большую толпу. Над головами зевак поблескивали шлемы стражи и сталь алебардных лезвий… Что-то произошло. Я подошел поближе и прислушался к разговорам в толпе — вроде речь шла о том, что здесь кого-то убили. Тут стражники стали расталкивать зевак, требуя освободить улицу и дать проход. На скрещенных алебардах они несли накрытое тряпкой тело. Возглавлял шествие мой знакомый, можно даже сказать, мой приятель — сержант стражи Коль Токит по кличке Лысый.
— Хромой, — окликнул он меня, — хоть ты-то что-нибудь видел?
— Нет, Коль, меня в лавке не было, к клиенту ходил. Видишь, только сейчас возвращаюсь. А что было-то?