Гоймерыч встретил меня как родного и даже хотел дать еще чего-то нюхнуть, но я отказался, чем несколько разочаровал этого чудного старикана.
— Ну ладно, — наконец сказал он, убирая пробирочку с подозрительной желтой жидкостью в небольшой сундук с какими-то каббалистическими знаками на крышке.
— Как там Дорофеич поживает?
— Нормально, — усмехнулся я. — Все уже обговорили, сказал, что через пару дней все будет готово.
— Да? Ну так это просто замечательно, — констатировал завуч.
— Я тоже так думаю. Кстати, мне тут одна идейка пришла в голову.
— И какая же?
— Ну… — Я замялся. — Грязно у меня там. Вот и подумал, почему бы мне свой класс к уборке не привлечь.
— Учеников — к уборке? — Гоймерыч задумался, затем пожал плечами: — В принципе как хотите.
— Вот и ладушки. Да, еще насчет того духа…
— Уже насплетничал? — вздохнул завуч, наверное, имея в виду Дорофеича. — Так вот, не берите в голову. Этот дух — так, мелочь, если будет сильно доставать, пришлю кого-нибудь из шаманов. Просто у Дорофеича насчет этого помещения всегда были свои планы, вот он страшилки и рассказывает. Ладно, посидите здесь секундочку, а я пока принесу материальчик, что специально вчера для вас подобрал.
Он скрылся где-то в глубинах своей лаборатории, оставив меня разглядывать стоящие на столе ряды химической посуды. Руки как-то сразу зачесались что-нибудь куда-нибудь насыпать или капнуть, но я решительно подавил в себе данные поползновения. Хотя если в ту реторточку с зеленой жидкостью сыпануть вон того порошочка…
— А вот и я. — Голос завуча быстро вернул меня на грешную землю, заставив загнать поганые мысли в дальний угол моих мозгов.
Гоймерыч со вздохом облегчения опустил на стол предо мной несколько толстенных запыленных книг.
— Вот, — выдохнул старик, вытирая со лба пот.
— Это что? — спросил я, с подозрением глядя на толстенные фолианты.
— Это «Энциклопедия рас», выпущенная, кстати, под редакцией вашего покорного слуги. — Завуч почти ласково похлопал по обложке верхнего тома, вызвав из оного небольшой выброс пыли.
— И зачем мне это?
Я взял одну из книг и взвесил ее на ладони. Прилично. О таких обычно и говорят: «Знание — это сила». Приложишь таким «знанием» по башке — мало не покажется.
— Как это зачем? — между тем возмутился Гоймерыч. — Вы хоть знаете, сколько учеников различных рас учится в нашей академии? А из скольких миров? А ведь у всех есть свои особенности, традиции и табу.
Вот те на, я аж остолбенел. Действительно, как-то об этом я не подумал. Ведь даже у нас таких особенностей хватает — что уж говорить о разных мирах. Так, значит, первое время надо быть поосторожнее, поделикатнее и повнимательнее. Я с благодарностью посмотрел на Гоймерыча. Нет, ну кажется, я уже люблю этого старикана (в дружеском смысле) — умный мужик.
— Ну вижу, наконец вы осознали данную проблему, — покровительственно улыбнулся мне тот. — Так что читайте, вникайте. Кстати, вот вам еще одно чтиво.
Он протянул мне толстую папку в твердом переплете, расписанную причудливым орнаментом.
— Это личные дела учеников вашего класса — думаю, с ними вам нужно ознакомиться в первую очередь. До конца занятий еще часа три, так что время у вас есть. Кстати, я вас ждал пораньше.
— Ну, — вздохнул я и принялся рассказывать о странном случае.
Гоймерыч внимательно меня выслушал и лишь развел руками.
— Ну, Ярослав Сергеевич, не знаю, чем вы так не угодили нашей академии, что она вас в «изнанку» отправила.
— Куда?
— Ну в «изнанку» — это как бы обратная сторона нашего мира.
Я непонимающе посмотрел на местного Энштеина, который принялся сыпать какими-то научными терминами и даже притащил откуда-то книжку с графиками, по которым пытался мне объяснить понятие изнаночного мира. В результате всей этой лекции я понял одно. Изнаночный мир — это что-то типа отражения данного мира, этакая другая сторона монеты. Об этом я честно сказал Гоймерычу. Он несколько минут смотрел на меня как на придурочного, затем лишь махнул рукой, буркнув, что и так пойдет.
— Кстати, Антиох Гоймерович, а что вы имели в виду, когда сказали, что я не угодил академии?
— То и имел, — пожал плечами завуч. — Дело в том, Ярослав Сергеевич, что здание академии в некотором роде существо одушевленное. Да, да, не смотрите на меня, как на выжившего из ума старика, — одушевленное. Мало того, обладает своей странной магией.
— Но ведь на меня магия не действует? — удивился я.
— Не действует, — согласился Гоймерыч. — А на окружающую вас действительность еще как, или вы до сих пор думаете, что мы с вами на родном вашем языке разговариваем?
Вот те на — номер. Если честно, именно так я и думал, конечно, иногда проскальзывало удивление: неужто наш «великий и могучий» настолько велик, что на нем и другие расы балакают? — Но факт-то был, как говорится, налицо. А тут, оказывается, не все так просто…
— Понимаете, дорогой мой Ярослав. — Завуч вздохнул. — Ваша невосприимчивость к магии — вещь у людей, конечно, редкая, можно сказать, даже уникальная, но этот мир целиком пропитан магией, и не думаете же вы, что ваша способность может нейтрализовать ее всю.
— Нет конечно, — согласился я.