— Неплохо у меня получается для первого раза… — сквозь зубы процедил Фельдмаршал. — Талант в землю зарывал, оказывается… Пошли!
Он тихонько потянул дверь на себя и первым исчез в темноте, за ним внутрь проскользнул Федот, Ольга вошла последней, пытаясь сразу же сориентироваться согласно старательно изученному архитектурному плану.
Темнота стояла непроглядная, крепко попахивало онучами и кислой капустой. Справа раздавался густейший храп — там, насколько угадывалось, имелась приотворенная дверь в людскую, обитатели каковой, судя по храпу и явственно долетавшему запашку сивухи, проснуться могли разве что после пушечного выстрела над самым ухом, да и то предположительно.
Послышался тихий скрип — это Фельдмаршал приоткрыл дверь в коридор. Сразу стало светлее — напротив двери оказалось высокое окно. Еще несколько мгновений, и они уже стояли в коридоре, чутко прислушиваясь. Направо, вспомнила Ольга, нам нужно направо…
Туда Фельдмаршал и свернул. Точнее, попытался…
— Аррчхи! — раздался резкий возглас, и на него кинулась верткая фигура в чем-то длиннополом, обдавшая их запахом чеснока и бараньего жира.
Сохраняя присутствие духа, Фельдмаршал отступил на шаг, подставил нападавшему подножку — и тут же на бдительного стража насел здоровенный Федот, с маху накинув ему на голову мешок.
Тот, как и предсказывалось, обмяк, задергался, заперхал — и Федот, обрушив кулак на четко очерченную мешком макушку, принялся проворно вязать обмякшего пленника. В считанные мгновения рот у него был заткнут тряпкой и завязан, руки-ноги спутаны.
— Охулки на руки не положим… — пропыхтел Федот, отдуваясь. — Счас я его на крылечко-то выволоку, чтобы в доме не услышали, если стенать начнет. А на улице-то пусть стенает, сколько его немазаной душеньке угодно…
Он справился быстро, вернулся, и они еще немного постояли в коридоре. Теперь можно было различить в лунном свете картины на стенах, лепнину под потолком, вычурную мебель — судя по обстановке, хозяин и впрямь не страдал нехваткою средств.
Они бесшумно двинулись направо, скользя в ночной тишине, как призраки. Миновали длинный коридор, прошли в самый его конец, где справа виднелась ниша, в которой начиналась узкая, ведущая вниз лестница, в точности как на плане. Это придало бодрости — не было двери, которую кто-нибудь, внезапно появившийся, мог захлопнуть у них за спиной…
Снизу тянуло сыростью и холодком. Спускались медленно, нашаривая ладонями стену. Фельдмаршал вдруг остановился. Послышалось чирканье, шипенье, потянуло серным запахом — это Фельдмаршал с помощью новомодной шведской спички зажег свечу в потайном фонаре и отодвинул заслонку.
Лестница кончилась, они стояли перед темным проемом, за которым начинался сводчатый коридор. Ольга, решив, что настало время, зажгла свой фонарь. Все было, как во сне: они легко и свободно преодолели немалый путь, и никто не ведал об их присутствии…
Подвал озарился светом, и они увидели отгороженный двумя боковыми каменными стенками закуток, где лежали горизонтально на массивных козлах несколько бочек, и тут же на высоких полках поблескивали многие дюжины бутылок — винный погребок, и богатый…
Еще несколько подобных клетушек, только занятых не вином, а сундуками, большими и маленькими… Охапка метел, ведра, холщовые мешки, набитые чем-то угловатым, твердым, кажется, кухонной утварью… Ничего, хоть отдаленно напоминавшего сокровища, ценности, — обычный подвал богатого дома, где хранят вино, съестные припасы вроде круп, разнообразную утварь и предметы домашнего обихода. Порядок, должно признать, идеальный — хозяин, видимо, строг…
Длинное подвальное помещение заканчивалось низенькой деревянной дверцей с полукруглым верхом — потемневшие доски, поперечные кованые полосы, слегка тронутые ржавчиной. Нет ни замка, ни щеколды, только вместо ручки — тяжелое железное кольцо… Снова не приходится бояться, что кто-то закроет снаружи и они окажутся в ловушке.
Фельдмаршал взялся за кольцо, заранее поморщившись в ожидании пронзительного скрежета ржавых петель. Однако дверь открылась бесшумно, словно ее смазывали не далее как вчера.
Они оказались в прямоугольной комнатке со сводчатым, как и по всему подвалу, потолком. Приличных размеров, она была почти пуста, только справа стояла невысокая и небольшая, на три доски, полка, уставленная всевозможными сосудами, кувшинами и какими-то странными то ли котлами, то ли жбанами, вызывавшими в памяти старинное слово «корчага». А напротив входа…
Напротив входа на стене красовалась выпуклая каменная рожа, не имевшая ничего общего с прекрасными древнегреческими барельефами и камеями эпохи Возрождения: тщательно вытесанное неведомым мастером, но отвратительное изображение карикатурного человеческого лица — нос чересчур огромен, уши чересчур длинны, а лоб, напротив, чересчур низок, ощеренный рот обнажает квадратные зубы, более похожие на булыжники… и ноздрей не две, как человеку полагается, а целых три.
Весьма неприятная рожа. Хорошо, что она представляет собою несомненную фантазию неведомого каменотеса — существуй в реальности обладатель такой вот хари, столкнуться с ним нос к носу было бы страшновато…
— Мор-рда… — с отвращением прошептал Фельдмаршал, устремляясь к полке.