— Не извольте беспокоиться, все сладилось. Здесь, конечно, вам не Аглицкий клуб, но место, приятное во всех отношениях, ежели у вас в кармане позванивает нечто, имеющее хождение на всем пространстве империи Российской… Прошу-с! — и он указал на крыльцо.
Ольга последовала за ним — не без некоторой тревоги, но что еще оставалось делать, как не рискнуть в очередной раз?
В небольших сенях, где пахло кислой капустой и вениками, горел на стене крошечный фонарик. Ольгин провожатый уверенно распахнул дверь слева, за которой обнаружилась скудно освещенная лестница, ведущая вниз.
— После вас, — вежливо сказала Ольга.
— Как угодно-с, — пожал плечами незнакомец и без промедления, с видимым нетерпением стал спускаться первым.
Ничего жуткого внизу не обнаружилось. На зловещее логово разбойников помещение никак не походило: довольно большой подвал со сводчатым потолком, слабо освещенный полудюжиной свечей в извозчичьих фонариках, прикрепленных там и сям. Посреди протянулись два длинных пустых стола, окруженных разнокалиберными табуретами и стульями грубой работы, а вдоль стен размещались отгороженные дощатыми стенками клетушки. Большая их часть тонула во мраке, и никого там не было, только в одной вокруг неказистого стола сидели несколько человек и о чем-то толковали воодушевленно-пьяными голосами. На вновь прибывших они, кажется, и внимания не обратили.
Совершенно непонятно откуда вдруг возник здоровенный мужичина в полосатых шароварах, смазных сапогах и черной плисовой жилетке поверх розовой рубахи в белый горошек. Волосы его, смоченные репейным маслом, были тщательно уложены на прямой пробор, борода опрятно расчесана, а поперек жилетки тянулась толстая часовая цепочка с целой пригоршней разнообразнейших брелоков и печаток. Вполне мужицкий вид, вот только глазки чересчур прыткие и пронзительные для простой деревенщины.
— Здорово, Грек, — сказал он не без настороженности. — Я ж тебе говорил, что нынче у нас все за деньги, а в долг не иначе как завтра, так что завтра и приходи…
— Не испытываю потребности, — гордо ответил названный Греком, извлек полученный от Ольги рубль и торжественно поводил им перед лицом трактирщика. — Сам видишь, нынче мы королю кумовья…
— Дай-ка, — трактирщик отобрал у него монету, попробовал на зуб, подкинул на ладони, вернул. — Надо ж, разжился… Вроде б и не слышно было поблизости, чтоб орал кто-то: «Караул, грабят!»…
— Обижаешь, Фома, — с принужденным смешком сказал Грек. — Мы деревянной иглой не шьем, сам знаешь, мы безобидные… Приютить бы нас, Фомушка, накормить, напоить и обогреть… а кроме того, башмаки бы по ноге подобрать молодому человеку из самого что ни на есть приличного семейства…
— Ох, не похож… — сказал, как отрубил, трактирщик, окинув Ольгу колючим взглядом.
— Что ж ты, Фомушка, не зная человека, обижаешь… — затараторил Грек. — Молодой человек, надобно тебе знать, будучи в гостях у предмета своей пылкой страсти — чье имя тебе знать вовсе даже и необязательно, — был застигнут врасплох не то что злобным мужем, а еще и двумя альгвасилами с пистолетами. Вот и пришлось по ночному Петербургу скрываться в том, что под руку подвернулось… Смекаешь?
«Он, кончено, первостатейный прохвост, пробы ставить негде, — подумала Ольга. — Но мысль подкинул замечательную. Чем не объяснение для окружающих?»
Фома глянул на Ольгу:
— А деньги тоже забыл, сбегая от… предмета, или все ж успел прихватить?
Вновь запустив руку в кошелек, Ольга, на сей раз уже не медля, вытащила сразу три монетки (поскольку ни одного рубля более не нашарила). На ладони у нее оказались золотой десятирублевик и два серебряных полтинника, почти не потертые.
— Сойдет, — веско промолвил Фома. — Садитесь вон туда, а я чего-нибудь соображу. В нашем деле чихать на… предметы и прочие несообразности, лишь бы деньги были государственной печати, а не гуслицкого чекана…
Он снял с гвоздя один из фонариков и поставил его на стол в ближайшем закутке. Ольга и ее спутник уселись на корявые табуреты. В тусклом свете фонарика все же удалось хорошенько разглядеть незнакомца: чернявый, с кудряшками на лбу и тонкими усиками (за каковой облик, надо полагать, и получил прозвище), лицо молодое, но испитое, да и весь он какой-то… изрядно потасканный. Ольга достаточно ориентировалась в жизни, чтобы сделать вывод: пьянчужка и бездельник, конечно, с сомнительными источниками существования… но на грабителя все же не похож, слишком суетлив и несерьезен. Не чувствуется в нем смелости напасть и отобрать… зато ясно, что горит желанием выманить столько денег, сколько удастся. Ну и черт с ним, бескорыстные подвижники тут, надо полагать, вообще не водятся, можно и пожертвовать содержимым чужого кошелька, лишь бы раздобыть башмаки и выяснить наконец, где она, собственно, находится…
Вернулся трактирщик, поставил на стол квадратный штоф темного стекла с двумя надетыми на горлышко стаканчиками и оловянный поднос со снедью.
Воззрился вопросительно.
— Мне бы башмаки… или сапоги, — сказала Ольга.
— Чего ж, поищем… — он присмотрелся к Ольгиной босой ступне, определенно прикидывая размер. — Ножка маловата, чисто дамская, ну да чего не сделаешь, когда платят… Шапочку не желаете в придачу? А то, осмелюсь заметить, нынешний ваш мужицкий гречневик со всем остальным слабо сочетается…