В мрачной тишине, нарушавшейся лишь ворчанием медведя, Ольга вдруг поймала себя на том, что всхлипывает — жалобно, потерянно, уже смирившись и разуверившись…
И ощутила жгучую злость: на себя, на весь мир, на своих мучителей — столь яростную, что зубы сводило и кожа на скулах словно бы потеряла чувствительность, став толстой и грубой, как подошва сапога. Внутри все вскипело: что угодно, только не опускать руки и не ждать покорной овечкой…
Ольга вновь принялась рассуждать холодно, трезво, целеустремленно. В который раз перебрала плеть, ища причину. Ну вот, кое-что начинает проясняться: те стебельки и клеверные листья, что поначалу показались ей свежими, выглядели таковыми исключительно оттого, что медведь их намочил, тварь этакая. На самом же деле они давно увяли…
Не хватает василька… Где-то, пока не наступила темнота, она видела целый ворох… Ну конечно… В том углу, куда медведь запросто достанет. Но не опускать же руки…
Ольга присмотрелась, напрягая глаза. Медведь лежал неподвижно, вроде бы не дремал… На миг в темноте сверкнули два тускло-желтых глаза: зверь караулил, справедливо ожидая, что она может повторить попытку.
Медведь лежал неподвижно, вроде бы не дремал… На миг в темноте сверкнули два тускло-желтых глаза: зверь караулил, справедливо ожидая, что она может повторить попытку.
— Ах, медведюшка, мой батюшка… — пропела Ольга сквозь зубы строку из мужицкой песни, содрогаясь при этом от ненависти к безмозглому зверю, навязанному в сотоварищи.
В полумраке, чувствуя свое бессилие, Ольга вдруг подумала: а что, если медведь — и не медведь вовсе? Что, если это прикинувшееся неразумным зверем вполне разумное создание, специально к ней приставленное, чтобы усугублять моральные страдания? Иначе почему топтыгин, заслышав ее голос, издал, право слово, почти что человеческий смешок?
Дальнейшие размышления в этом направлении грозили завести в совершеннейшую безнадежность, и Ольга постаралась избавиться от опасных мыслей: мало ли какие звуки способны издавать дикие медведи, да и коварство тех, кто взял ее в плен, не может простираться так далеко… или может? Хватит, довольно умствований…
И вновь она ринулась вперед, зажав в левой руке свой дерюжный наряд, который метко швырнула его прямо в морду медведю. Пронеслась настолько близко от зверя, что ощутила прикосновение его густой свалявшейся шерсти. Медведь, вскочив на четыре лапы, быстро скинул с морды рогожку, но пару драгоценных мгновений Ольга у него все же выиграла. И бросилась назад в безопасное место. В затылок ей ударило жаркое смрадное дыхание, совсем рядом с ее пяткой царапнули по камню кривые длинные когти, показалось даже, что зубы скользнули по ее ноге…
Отчаянно завизжав, словно простая деревенская баба, Ольга прыгнула, ударилась легонько о каменную стену — и сползла на пол с колотящимся сердцем, уже зная, что она в безопасности и зверь ухватить ее не успел. Правда, сразу стало ясно, что это была ее последняя ботаническая экспедиция на медвежью половину подземелья: встревоженный и обозленный медведь не метался вправо-влево, гремя цепью и угрожающе рыча, всем своим видом показывая, что нового вторжения в свои владения он не потерпит…
Значит, последняя попытка. Если и теперь ничего не выйдет, придется шагнуть в медвежье объятия, чтобы избежать худшего…
Ольга трудилась с величайшим тщанием, которое и сравнить-то не с чем: вряд ли существуют в человеческом языке столь превосходные степени. Свежий стебель или?.. Ну, с богом…
Что-то произошло. Она не сразу сообразила, что, а, осознав, непроизвольно испустила короткий звериный рык: такой, что даже топтыгин озадаченно притих, прислушиваясь.
По бедрам, по животу, по ногам скользнула вниз жесткая кожаная полоса, царапнувшая тело многочисленными узелками, — это упал на камень разомкнувшийся чародейский пояс.
Она свободна!
Неизвестно, с чем можно было сравнить нахлынувшие ощущения: походило на то, как если бы тело долго сдавливал туго зашнурованный корсет, и вдруг он исчез, появилась возможность дышать полной грудью, с неизъяснимым наслаждением втягивая прохладный воздух…
Потом на нее обрушилось что-то непонятное и могучее: словно упал сверху, больно ударив по затылку, обтекая тело до пяток, некий водопад или поток холодного ливня, Ольга даже пошатнулась под его напором…
И едва не закричала от радости, сообразив, что это может означать…
Прислушалась к себе. Что-то бродило внутри, по всем телу, проникая до пят, до кончиков пальцев, под череп, до кончиков волос и ногтей…
Что-то помаленьку возвращалось.
Резкая судорога сотрясла ее, пронизав каждую клеточку тела. Волосы с шуршащим терском на мгновение взвились, вздыбились над головой, поднявшись вертикально.
Волосы с шуршащим терском на мгновение взвились, вздыбились над головой, поднявшись вертикально. Потом медленно опали.
Она чувствовала себя прежней.
Она вновь видела в темноте, как днем, стоило только этого пожелать. Видела, как медведь, поводя башкой, по-прежнему натягивает цепь, видела каждую травинку в ворохе, свое дерюжное платье, бугры и неровности стен и пола подземелья…
Но ее не покидало ощущение чего-то непонятного: что-то было все же не так. Не так, как обычно. Некая неправильность присутствовала…