— Ладно, избавь меня от подробностей, — великодушно согласилась Ольга. — Мне они ни к чему, главное было уловить в общих чертах, с кем придется иметь дело…
— С законченным прохвостом, говорю тебе. Ну, а коли уж ты его интересуешь по помянутым двум причинам, он не отвяжется. Может, тебе перебраться отсюда?
— Если бы все было так просто… — задумчиво сказала Ольга. — Есть ведь и другой путь. Нащокин, надо полагать, не всемогущ?
Нимми-Нот съежился, ухитрившись уменьшиться чуть ли не вдвое, втянул головенку в плечи, клубком свернулся:
— Ты что, драться с ним собралась?
— А почему бы и нет?
— Не стоит…
— Это — по-твоему, — сказала Ольга. — Ты, как я понимаю, создание, категорически чуждое всякой драке и войне…
— И горжусь этим! — отрезал Нимми-Нот. — Война — не в наших традициях, нам бы понезаметнее проскользнуть подальше от любых сложностей и опасностей… Я понимаю, вы, люди, другие, но ты подумай здраво и не связывайся… Тут не в могуществе дело, а в том, что ты будешь одна против множества…
— Ладно, мне твои советы на сей счет не нужны, — оборвала Ольга. — А что ты думаешь о…
И она вообразила себе образы камергера и графа Биллевича, превосходно зная, что сейчас, когда она открылась, собеседник сможет их узреть.
Словно взорвалась бесшумная бомба — Нимми-Нота будто порывом бури смело с подлокотника, он прошелся кругом по комнате: по полу, по стене, по потолку, по другой стене. Ольга и не собиралась следить за его шальными метаниями, сидела в прежней позе, терпеливо ожидая, когда собеседник успокоится.
— С тобой не соскучишься… — сказал Нимми-Нот, вернувшись на подлокотник, поеживаясь, подергиваясь, то и дело оглядываясь на темные окна. — Выбрала ты себе компанию… Это самые опасные существа на свете, каких я знаю…
— Но ведь это, насколько я понимаю, тоже пережиток?
— А какая разница? Это, между прочим, пережиток настолько древнего и жуткого зла, что о нем и думать-то страшно, не то что близко подходить… Вот уж от кого нужно бежать без оглядки… — его голос преисполнился нешуточного страха.
— У тебя что, и с ними контры?
Ольга закрылась, заслонила мысли от всякого чужого проникновения — побоялась, что перепуганный Нимми-Нот, чего доброго, навсегда ее покинет, удерет так далеко, что его, даже зная имя, назад не дозовешься.
— Да нет, с чего ты взял, — сказала она самым естественным тоном. — Просто-напросто я их однажды видела… за весьма интересными делами, ну и стало любопытно…
— Хорошо еще, что они тебя не видели, иначе бы ты тут не сидела так спокойно… На будущее — держись от них подальше. Целее будешь и дольше проживешь.
— Страшнее кошки зверя нет… — задумчиво произнесла Ольга.
— Ты о чем?
— Так, рассуждаю о своем, девичьем… Вот еще что. Может, ты знаешь, что это такое?
Она достала медальон и, раскрыв его, поднесла к мордочке собеседника. Ожидала, что вновь, чего доброго, начнутся акробатические пляски по стенам и потолку, но Нимми-Нот сидел смирнехонько, вглядываясь в золотую вещичку, чуть наклонив набок косматую головенку. Из шерсти показались длинные уши — ага, и уши у него имеются…
— Ну?
— Вот честное тебе слово, не представляю, что это такое, — наконец протянул Нимми-Нот. — Не могу понять. И усмотреть решительно не в состоянии. Какое-то оно… не наше. Нездешнее. Никогда не сталкивался с подобными ощущениями. Бездна… или не бездна? Как пропасть… Ну не понимаю я! — вырвалось у него прямо-таки со стоном. — Нездешнее что-то…
— От него может быть опасность? Вообще вред?
— Ха, вроде бы не чувствуется. Ты где это взяла? Может, узнавши, откуда это, удастся найти концы?
— Не удастся, — сказала Ольга. — Это находка.
И подумала, что говорит чистую правду. Именно находка, ведь верно?
— Не люблю я лишних непонятностей, — признался Нимми-Нот. — Как только они объявляются — обязательно жди беды или крупной пакости, учен житейским опытом… Ты вот тоже во многом — сплошная непонятность, боязно связываться…
— Я же говорю, что намерена лишь время от времени задавать тебе вопросы, — сказала Ольга. — И ни во что втягивать не собираюсь. Так что смело можешь идти, ты мне сегодня больше не понадобишься, а когда будешь нужен, и не знаю. Вот только об одном душевно прошу: ты Нащокину о нашем разговоре не рассказывай, ладно?
— Я ж не болван, — пробурчал Нимми-Нот. — Хуже нет оказаться между двух жерновов… Но он же начнет расспрашивать, что я видел… А что я видел, собственно? Как вы любезничали с…
— Ну-ну, поаккуратней в выражениях, — сказала Ольга, чувствуя, как у нее жарко багровеют уши и щеки. — Доложил?
— Ну и доложил. А куда денешься?
— Так вот, докладывай-ка ты впредь, что я, прах меня побери, на окна какие-то решетки повесила, сквозь которые совершенно ничего не видать. Да вдобавок они еще и жгутся похлеще крапивы. Уяснил?
— Уяснил, — проворчал Нимми-Нот. — Боязно только… Он меня не умеет видеть насквозь, но кто его знает, что там у него в загашнике…
— Ну, а что делать? — пожала плечами Ольга. — Я тебя в это дело впутываться не заставляла, уж попался, так попался, теперь со всем старанием служи двум господам… Ступай.
Уяснил?
— Уяснил, — проворчал Нимми-Нот. — Боязно только… Он меня не умеет видеть насквозь, но кто его знает, что там у него в загашнике…