Они поднялись на второй этаж по боковой лестнице. Предупреждая действия лакея, нацелившегося было деликатно отворить резную дубовую дверь, Ольга ухватила его за шитый жестким золотом обшлаг, потянула в сторону, прижала спиной к стене:
— Вот здесь и стой, не сходя с места, пока мы не закончим. Понял, орясина? Иначе в Сибири сгною…
Она взялась за начищенную ручку двери и, не колеблясь, потянула ее на себя. Вошла, независимо постукивая каблуками и гремя саблей. За ее правым плечом — где вообще-то полагается располагаться ангелу-хранителю — неотступно следовал Фельдмаршал, столь же громко молотивший каблуками в паркет, словно гвозди заколачивал.
Слава богу, со Сперантьевым Ольга не была знакома накоротке — а впрочем, грим оказался настолько хорош, что мог обмануть и старого знакомца. Генерал, лениво перебиравший за столом какие-то бумаги, поднял голову и уставился на вошедших со вполне объяснимым удивленным раздражением. Но уже в следующий миг обычная барская уверенность в себе исчезла с его холеного пожилого лица, и на смену ей пришла очевидная тревога — что неудивительно для человека с весьма нечистой совестью…
Ольга сделала еще несколько шагов и, оказавшись перед самым столом, бросила руку к каске:
— Отдельного корпуса жандармов ротмистр Белицкий!
За ее плечом Фельдмаршал рявкнул еще горластее и чеканнее:
— Отдельного корпуса жандармов поручик фон Гауф!
Генерал Сперантьев пытался беззаботно улыбнуться, но получалось это у него плохо. Положа руку на сердце, совершенно не получалось — и дрожание губ наличествовало, и взор бегал словно у разоблаченного шулера…
Он встал и, пытаясь казаться беззаботным, спросил:
— Чем обязан, господа?
Ольга преспокойно обошла стол, остановилась рядом и, когда генерал попытался встать, неделикатно нажала ему ладонью на плечо, украшенное тяжелым эполетом.
— Извольте не вставать! У меня создалось впечатление, что наш визит вас удивил, ваше высокопревосходительство…
— Ну разумеется… — промямлил генерал, глядя на нее снизу вверх с беспомощным и трусливым выражением, которое придало Ольге бодрости.
— Вот как? — спросила она с издевкой. — Интересные дела творятся… Вас, генерал, удивляет визит жандармских офицеров? Именно вас? Предпочитаете мелочное запирательство, словно уличенный воришка? Стыдно, генерал, вы же военный, участник кампаний, человек неглупый… Стыдно!
— Простите…
— Вчера Третьим отделением собственной его императорского величества канцелярии был подвергнут аресту и допросу полковник лейб-гвардии егерей Панафидин, — сказала Ольга, холодно глядя ему в глаза и по-прежнему держа руку на эполете. — Означенный господин рассказал немало интересного об обстоятельствах, сопутствующих недавнему злодейскому покушению на государя во время больших маневров. Он чрезвычайно подробно, откровенно и, что немаловажно, доказательно поведал множество любопытных вещей о камергере Вязинском, фон Боке, полковнике Кестеле…
Она зорко следила за лицом собеседника. Уже при упоминании о Панафидине он насторожился — а с каждой новой фамилией все более бледнел лицом, лоб и виски покрылись испариной, рука рванула высокий, шитый золотом воротник, словно генералу не хватало воздуха.
— Арестованный назвал еще немало имен, — сказала Ольга. — Так, поверьте моему опыту, обычно и бывает: никому не хочется отвечать за содеянное… или замышлявшееся одному. Все очень быстро начинают выдавать сообщников по заговору, надеясь, что ответственность, разделенная меж целой толпой, окажется мене тяжкой… Вы все еще притворяетесь, будто не догадались, зачем мы пришли? (Генерал ответил ей затравленным, паническим взглядом и не произнес ни слова.) Полковник Панафидин рассказал кое-что и о вас… точнее, о тех бумагах, что хранятся в вашем несгораемом ящике, — она указала на правую тумбу огромного письменного стола, украшенного золоченными завитушками в стиле рококо. — Не будете ли вы так любезны его открыть?
Сперантьев непроизвольно сделал такое движение, словно хотел еще плотнее захлопнуть дверцу тумбы, таившую за собой, согласно сведениям Фельдмаршала, металлический ящик для особо важных бумаг и ценностей. Ольгу это движение заставило победно улыбнуться: она рассчитала правильно, какие-то бумаги, вплотную связанные с заговором, там и в самом деле лежали, — иначе почему он пришел в такую ажитацию?
Она недобро улыбнулась:
— Вы намерены оказать сопротивление двум жандармским офицерам, явившимся по именному повелению?
Генерал, судя по его жалкому виду, никакого сопротивления оказать не мог — он попросту оцепенел от ужаса, как настигнутый ястребом зайчонок. Ольга, естественно, не испытывала к нему ни малейшей жалости: он приятельствовал с людьми — и притворявшимися людьми существами, — сломавшими ей жизнь…
— Поручик, — сказала она, не оборачиваясь. — Помогите его высокопревосходительству отпереть тайник…
Фельдмаршал, обрадованный, что и ему наконец-то удастся сыграть некую роль в событиях, придвинулся к сидящему, без малейших церемоний сграбастал его за эполет и, склонившись с грозным лицом, сказал властно:
— Ключик позвольте… — и подпустил металла в голос: — Что ж, прикажете кликнуть из коридора нижних чинов, чтобы карманы вам вывернули?