Краем глаза она поглядывала в окно, да и другие чувства не оставляла в праздности.
Пойманное ею существо, пусть Ольга слабо себе представляла, с кем именно встретилась, все же никакой угрозы не представляло по причине своей незначительности — уж это-то она могла определить. Но следом мог пожаловать и кто-нибудь посерьезнее, поопаснее…
— Ишь чего захотела! — фыркнуло создание. — Имя ей подавай… А потом, зная имя, ты из меня веревки будешь вить, как некоторые?
Рассердившись было, что ее хитрость моментально разоблачили, Ольга вдруг придумала великолепнейшую каверзу. Что-то ей назойливо шептало: умом подобные не блещут…
— Успокойся, — сказала она. — Мне просто было интересно, скажешь ты сам или начнешь кочевряжиться. Ты, бедненький, этого не знал, но господин Нащокин был настолько откровенен, что тогда же мне твое имечко назвал…
— Прохвост! — возмущенно ахнуло создание.
— Совершенно с тобой согласна.
— Мерзавец!
— Как говорится, в яблочко… — сочувственно кивнула Ольга. — Ну кто бы сомневался…
— Он так и сказал — «Нимми-Нот»?
Загадочно улыбаясь, Ольга помедлила с ответом, потом решила рискнуть. Убрала одним движением клетку и, прежде чем ошарашенная тварь успела осознать изменения и предпринять что-либо к собственной выгоде, вытянула руку:
— Живо сюда, Нимми-Нот!
Она готова была вмиг либо накрыть незваного гостя клеткой, либо, если он окажется проворнее, закрыть окна «решетками», но партия была и без того выиграна: мохнатый Нимми-Нот поплелся к ней на задних лапках, остановился в шаге от кресла и, понурив голову, печально поинтересовался:
— Чего изволите?
Ольга окончательно уверилась, что победила, — влип, дуралей, по собственному тугодумию…
— Ты совершенно прав, — сказала она. — Можно сказать, я новенькая. Но даже мне теперь понятно, что, если ты вздумаешь удрать, я тебя, зная твое имя, быстренько верну назад, и ничего хорошего тебя в этом случае не ожидает…
— Знаю, — уныло отозвался Нимми-Нот.
— Приятно иметь дело с умным собеседником… — сказала Ольга. — Так что же, поговорим свободно и непринужденно? Коли уж, прости за циничную откровенность, деваться тебе все равно некуда, друг мой Нимми-Нот?
— Куда денешься… — проворчал тот. — Опять началось… Тебе что нужно — клады? Или кому-нибудь устроить что-нибудь… недоброжелательное?
— Ты, может, и удивишься, но клады я могу искать сама, — сказала Ольга. — И пакости кому-то, если уж нужда такая возникнет, предпочитаю устраивать сама…
— Тогда зачем ты меня ловила?
— Говорю тебе, из чистого интереса. Хотела узнать, что ты за создание.
— Узнала… Легче стало? Нашла дурачка… — уныло протянул Нимми-Нот. — Вы же испокон веков таких, как я, используете исключительно к собственной выгоде. Нет, мне приятнее думать, что случаются исключения, но что-то я на своем веку исключения видывал редко…
— Но ведь видывал?
— Редко.
Одним молниеносным движением он взмыл на подлокотник массивного Ольгиного кресла, удобно там расположился, оказавшись совсем рядом.
Одним молниеносным движением он взмыл на подлокотник массивного Ольгиного кресла, удобно там расположился, оказавшись совсем рядом. Ольга и не подумала отшатнуться — было бы кого опасаться… Мохнатая мордочка вовсе не выглядела страшной. И пахло от создания вполне приемлемо — чистой сухой шерстью.
Мордочка сделала кругообразное движение, при этом нос усиленно шевелился, словно меха мужицкой гармони.
— Кто тебя знает, — задумчиво протянул Нимми-Нот. — Вообще-то от тебя, и правда, шибает любопытством и не более того, но кто вас разберет, может, ты особенно хитрая… Научен горьким опытом.
— Сердце разбито, бедняжечка?
— Научен, и все тут. Знаю я вашу породу. Или ты сказочек начиталась? Мужик, каждый вечер ставит блюдце молочка, а мы ему в благодарность всю ночь убираем в доме…
— По правде, доводилось мне читать что-то подобное.
— Ага, жди! — фыркнул собеседник. — Нет, никто, конечно, не против, если так сложится, — честная плата за нормальную работу, чего ж не поубирать. Молочка, знаешь ли, хочется, а у самой коровы его не допроситься — не любят они нас, может так брыкнуть, что ребер не соберешь… Нет, я имею в виду, попадаются и такие, что в самом деле платят молоком или кашей за ночную уборку и ничего больше не домогаются, но таких один на сотню наберется, а то и меньше. Остальным, чтоб их молния спалила со всем хозяйством, обычно нужно совсем другое: корову у соседа уморить или хотя бы изурочить, чтобы молока не давала, посевы попортить, домашнюю птицу поморить, амбар спалить и тому подобное… А мы, между прочим, на добрую половину таких подвигов изначально не способны… но разве ж объяснишь иному?
— Интересно… — задумчиво сказала Ольга. — Речь у тебя правильная, грамотная вполне…
— А чего же ты хотела? Я ведь не безмозглое животное.
— Может, ты и читать умеешь?
— Не обучен.
— А кто ты вообще такой? Домовой?
— Ну, можно называть и так, хоть это будет не совсем правильно…
— А все-таки?
— Ну, брашок я! Доподлинный: неподдельный, учено говоря, классический брашок, вот тебе и весь сказ. Легче стало?
— А что такое — брашок?
— Брашок — он и есть брашок. Вот ты мне объяснишь, что такое человек? То-то… Я, красотка, пережиток. Так меня называет один ученый господин…