— Фельдмаршал! — умоляющим тоном прогудел трактирщик. — Ну что ты с проповедями… Я ж не нанимался за нравственностью следить, кабацкое дело известное — знай приноси, за что платят, да дружи со всеми подряд…
— Ладно, ладно, амфитрион ты недопеченный… Ну что, юноша, идемте?
Кудеяр мрачно подал голос из угла:
— Смотри, Фельдмаршал, жизнь наша переменчива…
— Я тебя тоже люблю, хоть и чуть поменее, чем родную матушку… — блеснул зубами Фельдмаршал. — Ворчать ворчи, но смотри у меня!
Ольга первой бросилась наверх по скудно освещенной лестнице, так, что избавитель за ней едва поспевал. Полной грудью вдохнула ночной воздух. Заметила, что неподалеку стоит запряженная парой гнедых темная карета.
— Ну, и что же дальше, юноша? — спросил Фельдмаршал не без любопытства.
— Я вам так благодарен!
— Вот об этих пустяках давайте никогда более не заговаривать. Я, да будет вам известно, отнюдь не ангел и уж никак не странствующий рыцарь из романов, но некоторых вещей не люблю, вот и приходится поневоле… пресекать. Я другое имел в виду. Куда собираетесь направиться? — он кивнул в сторону кареты. — Я вас, разумеется, готов подвезти, чтобы не обрывать благотворительность на полдороге. Филантропические поступки следует доводить до логического конца… Куда изволите?
— Не знаю, — искренне сказала Ольга. — Мне… мне просто некуда идти.
— Мне… мне просто некуда идти.
— Случается, — с самым невозмутимым видом ответил Фельдмаршал. — Случается, что и в столь большом городе совершенно некуда идти… — он засмеялся. — Ну, право же, как ни стараешься избегать ситуаций, целиком заимствованных из дурацких французских романов, а они сами настигают и хватают за шиворот, словно будочник — мелкого воришку… Придется звать вас к себе в гости… Не боитесь воспользоваться моим гостеприимством?
— Нисколечко, — сказала Ольга.
— Вы так доверчивы?
— Не особенно, — сказала она. — Просто… Конечно, вы сразу производите впечатление благородного человека… но внешность обманчива, и это еще ни о чем не говорит… Тут, скорее, точный расчет. И некоторый житейский опыт. Вы дали себе труд отбить меня у этих…
— Ну, это было несложно.
— И все же… — сказала Ольга. — Корыстной выгоды, каковую вы можете иметь, тут что-то не просматривается. Конечно, уж простите великодушно, сразу чувствуется, что человек вы, как бы это изящнее выразиться…
— А вы не деликатничайте, друг мой, не деликатничайте, — сказал Фельдмаршал поощряюще. — Называйте вещи своими именами и высказывайте все предположения, какие имеете… Ну-ка?
— Сдается мне, что вы — человек, имеющий некоторое отношение…
— К жизни ночной и не особенно благонравной?
— Вы же сами просили откровенности…
— Ну разумеется. Вы, юноша, правы… отчасти. Образ жизни мой не особенно благонравный, но отсюда еще не исходит, что он ночной. Скорее уж — дневной… Но в общем и целом вы угадали верно. Полагаю, поопасаетесь теперь садиться ко мне в карету?
— Ну что вы, — сказала Ольга и первой сделала шаг к экипажу с кучером на козлах, казавшимся отрешенным от всего сущего, ничего не видевшим вокруг, кроме лошадей и вожжей. — Зачем же вас опасаться? К забавам определенного рода вы вряд ли склонны — там, в подвале, у вас читалась откровенная брезгливость на лице. Что до денег, их у меня весьма мало — а вы, судя по карете и общему впечатлению, не занимаетесь мелочами. Сдается мне, самое большее, что может угрожать в вашем обществе, — это возможность войти в коллизии с законом. Но возможность таковая меня не особенно и пугает…
Ловко запрыгнув следом за ней в карету, тотчас же тронувшуюся, Фельдмаршал спросил деловито:
— Вас разыскивают?
— Полицию имеете в виду?
— Ну не дворников же…
— Разыскивают, — сказала Ольга. — Наверняка… Теперь ваша очередь поопастись, а?
— В одном-единственном случае: если вы, милейший, хоть как-то связаны с политикой, ну, вы понимаете. Политические интриги и прочие заговоры — это то, от чего я шарахаюсь, как черт от ладана. Выигрыш порой может оказаться невероятно высок, но и шансы на проигрыш не в пример больше, нежели во всех других… ремеслах. Так что политики я стерегусь. Если имеете отношение к политике, я, конечно, вас довезу, куда вам нужно, но вот домой к себе приглашать, простите великодушно, не стану.
— Никакой политики, — сказала Ольга грустно. — Сплошные житейские неурядицы…
— Понятно.
На этом пока и остановимся. А каковы же ваши дальнейшие планы? При том, что идти вам некуда, вас ищут и ваше состояние умещается в дрянном немецком кошельке?
— Честно сказать, сегодня мне было некогда над этим задумываться, — сказала Ольга. — Чересчур быстро развивались события. Я обязательно подумаю о будущем, не откладывая, но сейчас хотелось бы отдохнуть…
— Ну, простите мою навязчивость, — ответил Фельдмаршал. — Я и не намерен вас допрашивать, и слово это, да и саму процедуру, терпеть не могу. Значит, житейские неурядицы. Ну, в эту категорию слишком многое укладывается. Один мой знакомый, добрейшей души человек, именно что житейскими неурядицами называл времена, когда полиция его усиленно разыскивала за шалости с пистолетом, повлекшие смерть…
Ольга сверкнула на него глазами: