— А вы? — спросила Ольга, глядя на него строго. — Вы и в самом деле…
— Увы, да. Я и в самом деле авантюрист высокого полета, признаюсь без ложной скромности. Несколько лет уже занимаюсь сим увлекательным ремеслом, но пока что не пойман и не притянут к суду — хотя на счету у полиции, подозреваю, с некоторых пор и состою.
Я и в самом деле авантюрист высокого полета, признаюсь без ложной скромности. Несколько лет уже занимаюсь сим увлекательным ремеслом, но пока что не пойман и не притянут к суду — хотя на счету у полиции, подозреваю, с некоторых пор и состою. Но это уж неизбежные издержки… Итак, вы, конечно же, не Андрей…
— Меня зовут Полина, — сказала Ольга.
— Вот это уже гораздо ближе к истине… по крайней мере более соответствует тому зрелищу, что я сейчас наблюдаю… Хотите, чтобы я вышел и дал вам одеться?
— Не спешите, — сказала Ольга. — Я устала так, что охотно полежу еще, если вы не против… У вас сейчас интересное лицо — на нем нет, сдается мне, никаких вожделеющих чувств, вы усиленно о чем-то думаете… О чем?
Господи, подумала она с тоской, как просто я совсем недавно решала такие коллизии, не задавала вопросов: один взгляд — и сразу ясно, о чем примерно человек думает… Ничего так и не вернулось, вот незадача…
— Кто вы, Полина?
— Ну хорошо, — сказала Ольга. — Вы меня наверняка не выдадите, не могу похвастать, что прекрасно в вас разобралась, но некоторое впечатление все же составила… Хорошо. В конце концов мне некуда податься, мне просто не обойтись без человека, которому я могу довериться… Вы совершенно правы. Я была девушкой из общества… вплоть до позавчерашнего дня. А потом оказалось, что мой опекун так и не вывел меня из крепостного состояния, и, когда он внезапно умер, оказалось, что я — никакая не мадемуазель и не барышня, а обычная девка, крепостная, и мой новый хозяин… — она передернулась так, словно осушила одним духом немалую чарку уксуса.
Фельдмаршал внимательно смотрел на нее, в задумчивости пощипывая правый ус.
— Вот это — другое дело, — сказал он медленно. — У вас стало такое лицо, что поневоле приходится верить. Что ж, история для Российской империи пусть и не каждодневная, но все же не редкая… Вы внезапно оказались крепостной… и ударились в бега…
— Не верите?
— Верю. Честное слово, верю, хотя вы не до конца искренни, верно?
— А вы? — спросила Ольга тихо.
Фельдмаршал встал с кресел и долго прохаживался по комнате, заложив руки за спину. За окном стоял уже белый день, долетали обычные городские звуки: стук колес, негромкие разговоры прохожих, крик чухонской молочницы…
Вдруг он решительно обернулся, подошел к постели и сел в кресло таким движением, словно бросался в холодную воду прямо в одежде.
— Не перейти ли нам на «ты»? Без немецких выдумок вроде брудершафта? Разумеется, я не собираюсь неволить… но, думается, мы и так некоторым образом сообщники…
— Почему бы и нет? — пожала плечами Ольга. — Хорошо. Если уж нас так неожиданно свела судьба, глупо соблюдать церемонии, Григорий… Или ты никакой не Григорий?
— Угадала, — сказал Фельдмаршал с кривой улыбочкой. — Анатоль Стрешнев…
— Из тех Стрешневых? — спросила Ольга, уже достаточно освоившаяся в петербургском свете.
— Представь себе. Неужели доводилось слышать о моей скромной персоне?
— Ни разу. Но фамилия, согласись, довольно известная…
— Ну да.
А позор фамилии, — он ткнул себя большим пальцем в грудь, — соответственно, малоизвестен…
— Прости…
— Да будет тебе, — сказал Фельдмаршал. — Так уж вышло, что позором фамилии я себя сделал сам… без тени усилий со стороны внешнего мира. Никакого рокового стечения обстоятельств, никаких совратителей. Я даже не «оступался». Я… Понимаешь ли, Полина, я с определенного времени понял, что не могу жить так.
— Как?
— Как другие. Я не мог больше служить в гвардейской кавалерии, не мог бывать в обществе, вести благонравную жизнь светского человека, думать о карьере, о мнении окружающих… Мне все это осточертело. Враз. Решительно и навсегда. Мне захотелось жить ярко. Пусть и не законопослушно. Я, наверное, таким создан, и место мне в том самом восемнадцатом веке… В общем, я задумал свою первую комбинацию, и, не хвастаясь, в жизнь она была проведена изящно… И жизнь началась другая. Меня она полностью устраивает. У тебя, конечно, другой случай, ну, а я… Я живу так, как мне нравится. Не убиваю, не граблю, а те деньги, которыми завладеваю право же, никак не назовешь вдовьими или сиротскими.
— Интересно, — протянула Ольга.
— Осуждаешь?
— Да господи, по какому праву? У меня просто другая жизненная ситуация, вот и все. Да и вообще, в нынешнем моем положении мне не с руки кого бы то ни было осуждать, чем бы то ни было брезговать… — она поторопилась добавить: — Нет, конечно, с большими оговорками…
— Понимаю… Значит, тебя будут искать…
— Уже ищут. И не только полиция.
— И это я прекрасно понимаю… — его тон был серьезным, хотя в глазах поневоле мелькнула игривость. — Полина… ты готова выслушать интересное предложение?
— Готова, — не раздумывая, ответила Ольга. — Речь ведь пойдет вовсе не о… шалостях?
— Безусловно, — кивнул Фельдмаршал. — Прости великодушно, ты очаровательна, ты просто прекрасна, но так уж сложилось, что думаю я в первую очередь о деле… против чего ты, полагаю, возражать не станешь?