Джонатан последовал его совету. Они снова сели в «рено» и направились в Фонтенбло. Одежда Джонатана, аккуратно свернутая, лежала между ними. Когда они подъехали к больнице, Том спросил, знает ли Джонатан точно, куда им ехать, чтобы переливание сделали немедленно.
— Мне нужно переговорить с Симоной, — сказал Джонатан.
— Мы обязательно это сделаем, вернее вы. На этот счет не беспокойтесь.
— Вы не могли бы съездить за ней? — спросил Джонатан.
— Хорошо, — пообещал Том.
До этого момента он не тревожился насчет Джонатана. Симона терпеть его не может, но ведь она поедет повидать своего мужа — с Томом или сама по себе.
— У вас дома все еще нет телефона? — Нет.
В больнице Том подошел к регистраторше. Она поздоровалась с Джонатаном так, будто знала его. Том держал Джонатана за руку. Передав его на попечение лечащему врачу, Том сказал:
— Я сделаю так, что Симона приедет, Джонатан. Не волнуйтесь.
У регистраторши он спросил:
— Как вы думаете, переливание поможет?
Она дружелюбно кивнула, и Том больше вопросов не задавал, так и не поняв, знает ли она сама, о чем говорит. Лучше бы он поинтересовался у врача. Том сел в машину и поехал на улицу Сен?Мерри. Ему удалось найти место для парковки в нескольких ярдах от дома. Выйдя из машины, он направился к каменным ступеням с черными перилами. Он не спал всю ночь, неплохо было бы побриться, но зато у него есть известие для мадам Треванни, которое может показаться ей интересным. Он позвонил в звонок.
Дверь никто не открывал. Том снова позвонил и огляделся, нет ли где Симоны. Сегодня воскресенье, без десяти десять, не рыночный день в Фонтенбло, но она вполне могла выйти за покупками или отправиться с Джорджем в церковь.
Том медленно спустился по ступеням, и, сойдя на тротуар, увидел Симону, двигавшуюся в его сторону. Рядом с ней шел Джордж. Симона несла корзинку для продуктов.
— Bonjour, мадам, — вежливо произнес Том, не обращая внимания на ее очевидную враждебность, и продолжал: — Я всего лишь хотел передать вам известие о вашем муже. Bonjour, Джордж.
— Мне от вас ничего не нужно, — сказала Симона, — я хочу знать только одно — где мой муж?
Джордж настороженно и выжидающе смотрел на Тома.
Глаза и брови у него были отцовские.
— С ним, я думаю, все в порядке, мадам, но он… — Тому не хотелось говорить это на улице. — В настоящий момент он в больнице. Думаю, предстоит переливание крови.
Вид у Симоны был такой, что она вот?вот выйдет из себя, — как будто Том в этом виноват.
— Пожалуйста, могу я поговорить с вами у вас в доме, мадам? Так будет гораздо легче.
Немного поколебавшись, Симона согласилась. Наверное, из любопытства, подумал Том. Она открыла дверь ключом, достав его из кармана пальто. Том заметил, что пальто не новое.
— Что с ним? — спросила она, когда они очутились в небольшом холле.
Том вздохнул и заговорил спокойным тоном.
— Мы вынуждены были ехать всю ночь. Думаю, он просто устал. Но… я подумал, что вас нужно известить. Я только что отвез его в больницу. Ходить он может. Я уверен, он вне опасности.
— Папа! Хочу видеть папу! — произнес Джордж довольно нетерпеливо, будто папа требовался ему со вчерашнего вечера.
Симона поставила корзинку.
— Что вы сделали с моим мужем? Он теперь не такой, как раньше — он стал другим, с тех пор как познакомился с вами, мсье! Если вы снова встретитесь с ним, я… я вас…
По?видимому, только присутствие сына удерживало ее от того, чтобы сказать, что она убьет его, — так решил Том.
— Как он оказался в вашей власти? — спросила она с горечью, стараясь взять себя в руки.
— Он не в моей власти, и ничего подобного никогда не было. Ну а теперь, я думаю, дело сделано, — ответил Том. — Объяснить что?либо сейчас невозможно.
— Какое дело? — спросила Симона.
И прежде чем Том успел открыть рот, продолжала:
— Вы, мсье, мошенник, и вы портите других людей! В какой шантаж вы его втянули? И зачем?
Шантаж — это так далеко от того, что произошло на самом деле, что Том стал запинаться, когда заговорил:
— Мадам, никто не берет у Джонатана деньги. У него вообще никто ничего не отнимает. Совсем наоборот. И он не сделал ничего такого, чтобы кто?то получил над ним власть.
Том говорил с искренним убеждением, ему только так и следовало говорить, потому что Симона являла собою образец добродетельной и честной жены, ее красивые глаза сверкали, и, сдвинув брови, она взирала на него с величием Ники Самофракийской[109].
— Мы просто ночью убрали за собой, — нехотя признался Том.
По?французски он мог бы выразиться и красноречивее, но этот дар неожиданно покинул его.
Его слова звучали оскорбительно для стоявшей перед ним добродетельной супруги.
— Убрали что? — Она наклонилась, чтобы взять корзинку. — Мсье, я буду вам признательна, если вы покинете этот дом. Благодарю вас за сведения о местонахождении моего мужа.
Том кивнул.
— Я бы с радостью отвез вас и Джорджа в больницу, если пожелаете. Моя машина рядом.
— Merci, non[110].
Она стояла вполоборота к нему посреди прихожей и ждала, когда он уйдет.
— Пойдем, Джордж.
Том открыл дверь и вышел. Он сел в машину, подумал, не съездить ли в больницу, чтобы узнать, как там Джонатан, ведь Симона доберется туда на такси или пешком не раньше, чем через десять минут. Но он решил, что лучше будет позвонить из дома, и поехал домой. Приехав, он передумал звонить. Симона, наверное, уже в больнице. Кажется, Джонатан говорил, что переливание займет несколько часов. Том надеялся, что это не кризис, не начало конца.