— Доброе утро! — произнес Рипли по?французски. На нем был темно?синий плащ, шея обмотана черным шарфом. — Bonjour, madame. Рад вас видеть. Вы ведь, кажется, были друзьями мсье Готье?
Они вместе со всеми медленно спускались по ступеням. Толпа была такой плотной, что приходилось идти медленно, чтобы сохранить равновесие.
— Oui, — ответил Джонатан. — Он держал магазин по соседству. Очень приятный человек.
Том кивнул.
— Я не читал сегодня утренние газеты. Мне позвонил приятель из Море и все рассказал. Полиция еще не знает, кто это сделал?
— Я не слышал, — ответил Джонатан. — Просто «два парня». Ты слышала что?нибудь еще, Симона?
Симона покачала головой, покрытой темным шарфом.
— Нет. Ничего. Том кивнул.
— Думал, может, вы что?то слышали — вы ведь ближе живете.
Джонатану показалось, что Том Рипли искренне огорчен и не разыгрывает перед ними спектакль.
— Я должен купить газету. Вы поедете на кладбище? — спросил Том.
— Нет, не поедем, — ответил Джонатан. Том кивнул. Они сошли на тротуар.
— Я тоже. Мне будет не хватать Готье. Очень печально. Рад был с вами встретиться.
Рипли улыбнулся и пошел прочь.
Джонатану и Симоне надо было свернуть за церковь и выйти на улицу Паруас, которая вела к их дому. Соседи кивали им, коротко улыбались, а некоторые приветствовали: «Доброе утро». В обычное утро те же слова произносились другим тоном. Водители заводили машины, готовясь следовать за катафалком на кладбище, которое, вспомнил Джонатан, находится за больницей Фонтенбло, куда он часто ходил на переливание крови.
— Bonjour, мсье Треванни! Мадам!
Это был доктор Перье, бодрый, как всегда, и сиял он почти так же, как обычно. Пожимая Джонатану руку, он одновременно слегка поклонился Симоне.
— Как это ужасно, а?.. Нет?нет, этих парней еще не нашли. Но кто?то сказал, что номера на машине были парижские. Черный «ситроен». Это все, что известно… А как вы себя чувствуете, мсье Треванни?
Доктор Перье доверительно улыбнулся.
— Почти так же, — сказал Джонатан. — Жалоб нет.
Его порадовало, что доктор тотчас удалился, ибо он тревожился, что Симона знает — теперь он должен довольно часто видеться с доктором Перье по поводу препаратов и инъекций, а он не был у Перье с тех пор, как недели две назад отнес ему заключение доктора Шредера, которое пришло в магазин.
— Нам надо купить газету, — сказала Симона.
— Там, на углу, — произнес Джонатан.
Они купили газету в ближайшем киоске. Джонатан остановился на тротуаре, где еще толпилось довольно много людей, вышедших из церкви, и прочитал о «постыдном и позорном преступлении, совершенном молодыми хулиганами» поздно вечером в субботу на одной из улиц Фонтенбло. Симона читала через его плечо. В номере, вышедшем в конце недели, не успели написать об этом происшествии, поэтому заметка, которую они читали, оказалась первой. Кто?то видел большую темную машину, кажется, это был «ситроен», как минимум с двумя молодыми людьми, но о парижских номерах ничего не говорилось. Машина направилась в сторону Парижа и исчезла, прежде чем полицейские сумели организовать ее преследование.
— Это действительно ужасно, — сказала Симона. — Ведь во Франции не так часто скрываются после того, как сбивают человека…
Джонатан уловил в ее словах шовинистические нотки.
— Именно это и заставляет меня подозревать… — Она пожала плечами. — Разумеется, я могу ошибаться. Но нет ничего удивительного в том, что этот тип, Рипли, явился на заупокойную службу по Готье!
— Он… — заговорил было Джонатан и умолк. Он собирался сказать, что Том Рипли утром действительно выглядел расстроенным, что часто покупал принадлежности для рисования в магазине Готье, но спохватился, ведь он не должен был этого знать. — Что значит «ничего удивительного»?
Симона снова пожала плечами. Джонатан знал, что в таком настроении она может больше ничего и не сказать.
— Просто я считаю вполне возможным, что этот Рипли узнал у Готье о том, что я разговаривала с ним и спрашивала, кто первым начал распространять о тебе слухи. Я тебе говорила, что, по?моему, это Рипли, даже несмотря на то что мсье Готье об этом не заикался. И вот… эта… такая загадочная смерть Готье.
Джонатан молчал. Они были совсем близко от улицы Сен?Мерри.
— Но ведь это всего лишь слухи, дорогая. Разве стоят они того, чтобы убивать человека? Будь благоразумна.
Симона вдруг вспомнила, что нужно купить что?нибудь к обеду. Она зашла в charcuterie[72], а Джонатан остался на улице. Если посмотреть на то, что он сделал, под иным углом зрения, глазами Симоны, — убил одного человека выстрелом из револьвера и помог убить еще одного, — то ее можно понять. Самого себя Джонатан оправдывал тем, что эти два человека были преступниками и убийцами. Симона, конечно, на все это посмотрит иначе. Это ведь были живые люди. Симона кипятилась еще и оттого, что Том Рипли, может статься, нанял кого?нибудь, чтобы убить Готье, — ведь мог же он это сделать? Если бы она знала, что ее собственный муж нажимал на курок… Или все эти мысли навеяла на него заупокойная служба, на которой он только что присутствовал? Речь ведь на ней шла о святости человеческой жизни, хотя и говорилось, что на том свете еще лучше.