Бандерлог наконец сообразил, что деваться ему некуда и спастись он сможет, разве что откусив себе хвост. Успокоившись, обезьяна застыла на месте, опасливо поглядывая на спустившихся со слона ментов и Мурзика, на всякий случай страхующего Ушинасу с противоположной стороны. Рабинович первым подошел к бандерлогу.
— И что это еще за шуточки с блокпостами? — грозно поинтересовался он.
— Какие еще шутки? Тут наша территория начинается, и мы ее охраняем, — проворчал бандерлог.
— А почему на мой призыв не откликнулись? — не менее угрожающе спросил Дакша, все еще сердитый за «колымагу» и «багажники». — Законы джунглей забыли?
— А мы — свободный народ и никому не подчиняемся, — ответила обезьяна.
— Никому не подчиняетесь? А к какому же тогда начальству твой напарник побежал? — язвительно поинтересовался Семен.
— Ну-у, своему начальству-то мы подчиняемся. А больше никому, — протянул бандерлог.
А больше никому, — протянул бандерлог.
— Тогда веди нас к своему начальству, — потребовал омоновец.
— А без досмотра входить на нашу территорию нельзя, — отказался хвостатый предок человека.
— А шнурок этот тебе не оторвать? — поинтересовался Ушинасу, подергав бандерлога за хвост.
Того, похоже, такая перспектива не устраивала, и он, таща демона на буксире, засеменил вперед по довольно чистому пространству в джунглях. Поначалу путешественники решили, что это звериная тропа, но затем Попов заметил, что под травой скрываются камни, и стало ясно, что бандерлог ведет друзей по давно заброшенной мощеной дороге. Минут пять менты шли довольно быстрым шагом, а затем джунгли расступились в стороны и путешественники увидели остатки полуразвалившегося города.
— Это что еще за свалка? — оглядывая развалины, недовольно проговорил омоновец.
— Сам ты — свалка, — осадил его главный ценитель прекрасного Андрюша Попов, восторженными глазами рассматривая развалины башен, остатки дворца, некогда покрытого тонкой резьбой по камню, и выложенные мозаикой стены. — Это же остатки какой-то неизвестной цивилизации…
— Какой это еще неизвестной? — возмутился бандерлог. — Вполне известной. Жили тут такие же безволосые уроды, как… А-а-а! — недосказав фразы, заверещала обезьяна.
И немудрено! Заверещишь тут, когда тебя за хвост дергают.
Это Ушинасу, вступившись за род человеческий — исключительно в угоду хозяевам! — едва не вырвал пятую хватательную конечность из кормовой части обезьяны. Жомов одобрительно похлопал его по плечу, а Рабинович удивленно хмыкнул. Дескать, слишком уж быстро демон стал перенимать замашки своего командира.
— Я хотел сказать, что город построила великая человеческая раса, но еще более великие джунгли поглотили его со всеми обитателями, — поправился бандерлог.
— И давно это было? — поинтересовался криминалист.
— А я не знаю. И никому это не интересно, — ответил четвероногий проводник. — Главное, что теперь мы владеем городом, и мы тут самые крутые.
— Не считая Каа, — съязвил кинолог.
— А-а, что там этот Каа?! Захотим, на куски его раздерем, — махнул лапой бандерлог, и, словно подтверждая его слова, из города раздались истошные вопли.
Менты замерли, а Ушинасу, не успев достаточно быстро среагировать, прошел шагов десять вперед, оторвавшись от основной группы. И остановился демон лишь тогда, когда на полуразвалившиеся стены высыпала толпа обезьян. Сплошным шерстяным ковром они покрыли развалины. А затем словно по команде рванулись вперед. Менты отцепили дубинки, а Ушинасу, отпустив хвост бандерлога, бросился назад. Но не успел он сделать и двух шагов, как сплошной поток бандерлогов накрыл его с головой. Из живой кучи во все стороны тут же полетели клочки шерсти, куски одежды и целые бандерлоги. Последние — чаще всего.
— Мужики, здесь наших бьют! — завопил Жомов, бросаясь подчиненному на помощь.
— Андрюха, Горыныча запускай, — скомандовал кинолог, вместе с Мурзиком устремившись за Иваном.
Попов тут же взобрался на Дакшу, меланхолично взиравшего на кучу-малу, и начал обзывать Ахтармерза всякими гадкими словами. Он так быстро успел довести Горыныча до белого каления, что тот в несколько секунд стал ничуть не меньше слона, на котором сидел, развалил паланкин и съехал с Дакши вниз, больно ушибив лапу. Разревевшись, Горыныч вновь потерял габариты, и эксперту-криминалисту пришлось начинать все сначала, предварительно успокоив плачущую трехглавую боевую машину.
А пока Попов нянчился с Горынычем, остальные даром времени не теряли.
Жомов, добравшись до шевелящейся кучи обезьян, похоронившей под собой демона, начал расшвыривать их в стороны, пытаясь добраться до Ушинасу. Мурзик, забыв об отвращении к шерсти во рту, клацал зубами, хватая бандерлогов за что придется, а Рабинович колошматил их дубинкой по чему ни попадя. И даже Лориэль со своей палочкой крутился над головами обезьян, и то одна, то другая хвостатая тварь или начинала истерично хохотать, выпадая из общей потасовки, или, горько всхлипывая, садилась на землю и принималась реветь.
Впрочем, бандерлогам тоже надо отдать должное. Довольно быстро они сообразили, что к демону пришла помощь, и развернулись в сторону новых врагов. Не слишком большие размерами, они, однако, стали подавлять людей численностью, заставив ментов отступить к Дакше.