— Но…
— Никаких «но»! — Он ткнул пальцем в окровавленную ногу. — Лучше лечи давай, а то я стану следующей жертвой маньяка.
Оська тихо захихикал, я не удержалась и тоже хрюкнула. Все жертвы маньяка были молодые симпатичные девушки. Правда, рассказать о нем ни одна так и не смогла — умирали.
— Чего смеетесь?
— Нет-нет, ничего, — мотнула я головой. — Ну мы пошли.
Обратно в лагерь шествие было не столь триумфальным, плюс еще Оська ворчал на меня по поводу своей внешности.
— Нет, ну еще бы чуть-чуть — и прямо в сердце! — поражался он. — Ты чего так разошлась?
— Испугалась.
— И не делай такое несчастное лицо! Я ведь прекрасно знаю, что ты не раскаиваешься.
— У-у-у…
— И не мычи, тебе не идет.
— А я и не мычу.
Тут я остановилась, удивленно глядя на Оську. Тот почесал крылом затылок и тихонько спросил:
— А если ты не мычишь, то кто тогда сказал «у-у-у»?
— М-может, он? — Я неуверенно ткнула пальцем в высокого бледного мужчину, стоявшего неподалеку и прислонившегося плечом к стволу дерева. — Маньяк?
— К вашим услугам, — расплылся в белоснежной улыбке он.
— А почему не воняете? — влез Оська.
Маньяк состроил оскорбленное лицо и принюхался.
— А я знаю, — просияла я. — Он питается энергией жертв, вот и не разлагается почти.
— Что значит «почти»? — возмутился оживший труп и медленно пошел к нам. — Я вообще практически живое существо с нежным и трепетным сердцем.
Грохот выстрела, небольшая дырочка на уровне его сердца.
— Все, — трагически сообщил Оська. — Теперь оно не трепещет, так как его только что прострелили.
Маньяк в ужасе разглядывал дырку у себя на груди. Я, подражая вестернам, уже в третий раз сдувала дым с кончика пистолета.
— Так. Ладно, барышня, вы теперь моя! Ты, пушистый придурок, можешь лететь.
Оська потерял дар речи, переваривая то, как именно его только что обозвали.
Маньяк в ужасе разглядывал дырку у себя на груди. Я, подражая вестернам, уже в третий раз сдувала дым с кончика пистолета.
— Так. Ладно, барышня, вы теперь моя! Ты, пушистый придурок, можешь лететь.
Оська потерял дар речи, переваривая то, как именно его только что обозвали.
Маньяк подошел ко мне почти вплотную, и я радостно выстрелила ему еще и в голову. Маньяк рухнул, правая рука почему-то отлетела в сторону.
— Так его, так! — прыгал отошедший Оська! Я ему еще и глаз выколю, извращенцу!
— Почему извращенцу? — поинтересовалась я, глядя, как мертвец кое-как садится и горестно смотрит на отвалившуюся руку.
— Так он же труп! А все туда же — на молоденьких потянуло.
— Ну все, я разозлился! — Подобранная с земли рука с щелчком становится на место, глаза начинают гореть красным, а зубы сильно удлиняются. — Готовься, дева! Я тебя…
— Ладно.
Монстр осекся и во все глаза удивленно на меня посмотрел.
— То есть ты согласна?
Я кивнула, спрятала пистолет за пояс (все равно патроны кончились) и пошла в сторону лагеря.
— Ирлин, ты с ума сошла или как? — шипел Оська.
Я знаком показала ему молчать, а потом тихо шепнула, чтобы он слетал за Диком и Лисом, как раз караулившими данного маньяка на кладбище.
— Они могут не успеть, — резонно возразил Оська.
— А ты скажи Дику, что меня уже насилуют, — хитро улыбнулась я, слабо представляя себе, что это такое. Наверное, синоним слову «едят».
Оська ахнул, торжественно меня перекрестил и быстро улетел назад к кладбищу.
— А у тебя умная птичка, все поняла сразу, — одобрил бредущий позади зомби. — Ну так как, далеко нам еще идти?
— Нет, тут рядом костер и мои вещи. А что, вы куда-то торопитесь?
Мертвец промолчал, а мы уже как раз вышли к костру.
— Располагайтесь. Чай? Кофе?
— Тебя! — прорычал он, разрывая на груди рубашку. Я мрачно на него посмотрела, а потом достала дробовик из-под плаща. Мертвец сник.
— Так чай или кофе?
— Кофе.
— Держи.
В принципе он оказался неплохим парнем. Правда, пару раз пытался эротично стянуть штаны, но я поднимала дробовик, и штаны надевались обратно на семейные трусы в красный горох. Он рассказывал мне о жизни под землей, я ему — о полетах. Пили чай.
Через две минуты я поняла, что пора, и, соблазнительно улыбаясь, резко разорвала на своей груди рубаху. Маньяк поперхнулся чаем и сильно закашлялся, вытаращив на меня глаза. Я же поползла прямо к нему, распуская на ходу хвост и давая рассыпаться серебру волос по плечам. Маньяк не верил в собственное счастье.
— Ну же, обними меня, — прошептала я и протянула к нему руки, улавливая легкие шаги метрах в двадцати от нас.
Меня немедленно сгребли на руки и радостно заулыбались. Я тоже ему улыбнулась, а потом набрала в грудь побольше воздуха и ка-ак завизжу!
— А-а-а!!!
Дик стрелой вырвался из кустов, врезал сапогом все еще улыбающемуся маньяку по челюсти (челюсть улетела в кусты), вырвал меня из его рук и разрядил в него свой личный дробовик.
Голова мгновенно отделилась от тела и улетела в кусты вслед за челюстью и даже умудрилась с ней соединиться, так что в дальнейшем мы могли наслаждаться очень красочной руганью обезвреженного маньяка.
— Ты как? — Глаза горят черной яростью, грудь вздымается, руки прижимают меня к нему, так что я могу только восхищенно стонать, радуясь, что наконец-то меня перестали игнорировать.