— Не могу я расслабиться, не получается!
Оська замер, задумчиво на меня поглядев.
Я страдала молча, чувствуя, что еще чуть-чуть — и просто сойду с ума.
— Ладно, погоди, я тебе помогу.
— Заклинание? — обрадовалась я.
— Анестезия!
А в следующую секунду по голове мне грохнули чем-то тяжелым, послышался тихий, уже знакомый гул, и я погрузилась в темноту.
Лица, звуки, тени и краски… они окружают меня, захватывают, кружат и мелькают перед глазами, не давая сосредоточиться. Я пытаюсь понять, разобраться в хаосе мельтешения, но у меня ничего не получается, и все это затягивает все глубже и глубже, стирая собственные мысли и воспоминания. Но…
— Держись, я тут.
Золотая фигурка мухи зависает передо мной и настойчиво пытается обратить на себя внимание. Ее жужжание раздражает, и я отмахиваюсь рукой. Так, подождите, рукой? У меня есть руки? Внимательно их рассматриваю, а недовольная и немного помятая муха возвращается.
— Вот уж спасибо, чуть не убила! Ты чего дерешься?
— Ося?
— Нет, Петр Первый, собственной персоной! — истерикует муха, глядя на меня разноцветными фасеточными глазами. И тут выпендрился.
— Где я?
— В голове у Дика.
— А почему все мелькает?
— А ты задай вопрос, на который хочешь получить ответ, вот мелькание и прекратится.
— Уверен?
— Ирлин! — одергивает муха и садится золотистой брошкой мне на платье.
Так, ладно, у меня и вправду очень мало времени, еще неизвестно, кто первый из нас очнется. Вопрос, надо задать вопрос. А, вот! Я как будто вспомнила что-то. И тут же передо мной развернулась немного блеклая картина. Я прозрачным привидением застываю в ее центре, удивленно оглядываясь по сторонам.
Ночь, призрак луны выглядывает из-за облаков, старый город нависает громадами домов над случайными путниками. Узкие улочки заполнены трупами и острым запахом гниения, окна выбиты и теперь таращатся своими черными провалами, а невдалеке под еле-еле горящим фонарем застыла одинокая фигура, склонившаяся над кем-то.
— Мне кажется, нам туда, — тихо вжикнула муха.
Я послушно пошла вперед и вскоре узнала в фигуре… лорда?
А у его ног лежал так похожий на него человек, что, если бы не цвет волос — серые, будто припорошенные пылью, — могло показаться, что это его отражение.
— Зачем ты это сделал? — Голос Дика глух, он стоит на коленях перед окровавленной фигурой с в полуразорванной рубашке. Парень уже практически труп. Сажусь рядом, вглядываясь в его лицо и мучаясь от осознания того, что ничем не могу помочь.
— Я твой брат, причем старший. — Тихий голос, такой мягкий и приятный, из уголка рта стекает кровь, ему осталось недолго.
— Я бы справился и один!
Я вздрагиваю и смотрю в искаженное болью лицо Дика. Так вот кого он потерял совсем недавно. Брата.
— Ты всегда так говорил, даже будучи ребенком, — говорит умирающий, а потом заходится в надрывном, режущем душу кашле. Он заваливается набок и пытается приподняться, выплевывая на и так мокрые камни мостовой темные сгустки крови. Дик поддерживает его, помогая не упасть, а потом бережно кладет его голову к себе на колени.
— Послушай, что я тебе скажу.
— Послушай, что я тебе скажу. — Голос парня совсем слаб. Боль буквально сжигает меня — боль Дика, которая режет и пронизывает все его воспоминания. — Научись доверять друзьям хотя бы иногда, иначе не выживешь.
Дик сжимает руки в кулаки и опускает голову. Черная челка падает на глаза, скрывая лицо.
— У меня нет друзей.
А вот это уже жестоко. Неверяще смотрю на него, понимая, что кричать и спорить сейчас бессмысленно.
— Есть. — Легкая улыбка на бледных губах. — Они у тебя есть, и я их видел.
Удивленно смотрю на парня. Видел? Когда?
— Ты же знаешь, что я могу заглядывать в зеркала твоего замка. А та девочка с золотыми волосами очень даже ничего.
— Помолчи. Ты должен беречь силы.
Его брат прикрывает глаза, дыхание слабеет с каждой секундой, но он все же продолжает говорить.
— Послушай меня, Дик, послушай хоть раз в жизни. Моя смерть очевидна, слишком много яда впитало сегодня это тело. Но ты должен жить, должен продолжать жить, дышать и любить. — Он снова кашляет, кровь толчками бьет из разрубленных артерий, такое ощущение, что его кашель уже никогда не закончится, но он снова справляется с приступом. — И если ты этого не сделаешь и потеряешь ее, я ведь тебя и с того света достану.
— О ком ты, у меня нет…
— Не ври…
Дик молчит, но боль достигает такой силы, что уже я сейчас начну корчиться на этой земле, воспоминания наполнены этой болью под завязку!
— Потерпи еще чуть-чуть, — шепчет Оська, — осталось недолго.
Киваю, сжимая зубы и показывая, что поняла. Если это смог выдержать он — значит, как-нибудь смогу и я.
— …не ври мне, ты ведь любишь ее, эту золотоглазую девушку, я не слепой.
Боль неожиданно ослабевает, давая мне шанс разогнуться из позы эмбриона. Я чувствую раздражение и резкое неприятие Дика.
— А раз любишь — значит, сможешь ее удержать.
Что это за чувство? Такое странное и сильное. Не понимаю, но оно так знакомо.
— А теперь прощай, сил поддерживать жизнь в этом теле у меня больше нет…
Дальше боль оглушает, и Оська буквально вышвыривает меня оттуда, пока я еще в своем уме.