Все люди, бывшие близко, удовлетворенно засмеялись: они
пришли по делам планового снабжения и действовали не на основе
искренности, а посредством высшего комбинирования.
— Вы сволочь!— произнесла Босталоева.— Дайте мне ваш
бумажный план, я выдумаю вам гвозди!
Ответственный исполнитель сначала составил акт об
оскорблении себя в присутствии свидетелей, а затем дал ей план,
поскольку это было его обязанностью.
Босталоева рассмотрела всю разверстку гвоздей, и ей жалко
стало каждое строительство, потому что каждое строительство
просило жадно и каждому давалось мало,— она не могла указать,
кого надо обездолить, чтобы совхоз получил гвозди. В конце
ведомости было четыре тонны проволоки-катанки, назначенной в
контору оргтары для опытной увязки.
Босталоева пошла к начальнику учреждения с плановой
ведомостью в руках; начальник, оголтелый от голода на
стройматериалы, сидел среди чада в своем кабинете, окруженный
многолюдством ходатаев по делам. Его убеждали, перед ним
открывали очаровательные перспективы пускового чугунного
завода, если только начальник даст гвоздей, ему угрожали карами
вышестоящих инстанций и его угощали экспортными папиросами;
начальник глядел в воздух сквозь дремоту своей усталости и,
втайне радуясь, полагал про себя: «Старайтесь, крутитесь,
черти,— ничего я вам не дам: учитесь изобретать и находить
подножные ресурсы!»
Заметив неслужебное лицо Босталоевой, начальник сразу
подозвал ее и вник в ее дело. Босталоева предложила начальнику
отдать ей полтонны катанки, а она вместо катанки сделает в
совхозе опытную увязку из соломы и пришлет ее оргтаре.
Начальник учреждения, пожилой рабочий, вдруг потерял свою
дремоту и ясными глазами оглядел всю Босталоеву.
— Тебе сколько — полтонны нужно?— спросил он.— Возьми
себе все четыре, ты из них дело сделаешь… Горюнов!— крикнул
он ближнему секретарю.— Снять катанку с оргтары, перенарядить
ее «Родительским Дворикам»! Поставь вопрос об этой оргтаре
перед РКИ, пускай ей шерсть там опалят: надо показать
мерзавцам; что металл бывает горячий. Верещасный!—
провозгласил начальник поверх гула учреждения в сторону
ответственного исполнителя,— зайди ко мне после занятий, я
тебя, может, уволю за проволоку…
В тот же день Босталоева отправила три тонны катанки на
совхоз, а одну тонну оставила на складе; затем — уже к вечеру
— она явилась на гвоздильный завод и попросила директора
нарубить ей из проволоки гвоздей.
— А за что мне их вам рубить?— сказал директор.— За ваши
глаза?
— Да,— ответила Босталоева и посмотрела на него своими
обычными глазами.
— А за что мне их вам рубить?— сказал директор.— За ваши
глаза?
— Да,— ответила Босталоева и посмотрела на него своими
обычными глазами.
Директор глянул на эту женщину, как на всю федеративную
республику,— и ничего не сумел промолвить: сколько он ни
отправлял в республику продукции, выгоняя промфинплан до
полутораста процентов, республика все говорила: мало даешь — и
сердилась. И теперь стояла перед ним эта женщина,
требовательная, как республика, и так же лишенная пока богатых
фондов и особой прелести.
— Разве поцеловать мне вас за гвозди!— улыбнулся
директор.
— Ладно,— согласилась Босталоева.
Директор с удивлением почувствовал себя всего целиком — от
ног до губ,— как твердое тело и даже внутри его все части
стали ощутительными,— до этого же он имел только одно сознание
на верху тела, а что делалось во всем его корпусе, не
чувствовал.
— А вы не обидитесь?— спросил директор, бдительно
наблюдая кабинет: нигде не слышно было шагов, телефон молчал
вентилятор гудел ровно, как безмолвный.
— Не обижусь,— ответила Босталоева,— потому что я
привыкла… Прошлый год я достала кровельное железо, мне
пришлось за это сделать аборт. Но вы, наверно, не такая
сволочь…
—Нет,— спокойно сказал директор, садясь на место.— Где
ваша катанка: вечером я сам стану за автомат, вы подождете
десять минут и получите свои гвозди… Везите катанку сюда.
Директор равнодушно опустил голову к текущим делам.
Босталоева сама подошла к нему и поцеловала его — таким
способом, что впоследствии, когда Босталоева уже ушла, директор
ходил в уборную глядеться в зеркало
— не осталось ли чего на его лице от этой женщины, потому что он все
время чувствовал какой-то лишний предмет на своих губах.
Вечером Босталоева получила гвозди на заводе. Директор сам
вывез ей из цеха четыре ящика на электрокаре и взял расписку в
получении продукции. Босталоева отправила гвозди на вокзал и
пошла ночью, под взошедшей слабой луной, по новостроящимся
гремящим улицам. Она читала вывески неизвестных ей организаций
— «Химрадий», «Востокогаз», «Электробюро высоких напряжений»,
«Комиссия воздуходувок», «Контора тяжелых фундаментов», «НТО
изучения вибраций промустановок», «КрайВЭО» и т. п.-и была
рада, что таинственные, мутные и нежные силы природы действуют
в рядах большевиков, начиная от силы тяжести и кончая нежной
вибрацией и электромагнитной волной, трепещущей в темной
бесконечности.
Окна «КрайВЭО» были освещены; девушки-техники работали,
склонившись над чертежными досками; молодой инженер, поседевший
от бурной технической жизни, проверял на логарифмической
линейке расчеты техников и показывал изуродованным рабочим
пальцем в просчеты и ущербы чертежей.