Автор: Андрей Платонов
Жанр: Классическая проза
Год: 1990 год
,
Андрей Платонов. Ювенильное море
Море юности
День за днем шел человек в глубину юго-восточной степи
Советского Союза. Он воображал себя паровозным машинистом,
летчиком воздухофлота, геологом-разведчиком, исследующим
впервые безвестную землю, и всяким другим организованным
профессиональным существом — лишь бы занять голову
бесперебойной мыслью и отвлечь тоску от сердца.
Он управился — уже на ходу — открыть первую причину
землетрясений, вулканов и векового переустройства земного шара.
Эта причина, благодаря сообразительности пешехода, заключалась
в переменном астрономическом движении земного тела по опасному
пространству космоса; а именно как только, хотя бы на
мгновенье, земля уравновесится среди разнообразия звездных
влияний и приведет в гармонию все свое сложное
колебательно-поступательное движение, так встречает незнакомое
условие в кипящей вселенной, и тогда движение земли изменяется,
а погашаемая инерция разогнанной планеты приводит земное тело в
содрогание, в медленную переделку всей массы, начиная от центра
и кончая, быть может, перистыми облаками. Такое размышление
пешеход почел не чем иным, как началом собственной космогонии,
и нашел в том свое удовлетворение.
В конце пятого дня этот человек увидел вдалеке, в плоскости
утомительного пространства несколько черных земляночных жилищ,
беззащитно расположенных в пустом месте.
Пока пешеход спешил к тому поселению, наступил сумрак и в
одном жилище зажгли свет.
Поселение оказалось усадьбой: вокруг большого двора стояли
четыре землебитных дома и один большой бревенчатый сарай,
обваленный по низу землей, в которых разные животные подавали
свои голоса. Около сарая бегала на рыскале и бушевала от злобы
собака.
На дворе повсюду пахло теплом животной жизни, Вокруг лежала
смирная смутная степь, нагретая дневным солнцем, и пришедший
человек почувствовал добро здешней жизни и захотел спать. В
одном окне землебитного жилища горел огонь. Прибывший подошел к
окну и увидел пожилого человека, который сидел около лампы и
читал через очки старинную книгу в заржавленном, железном
переплете. Он медленно шептал что-то тонкими усохшими губами и
тяжко вздыхал, когда переворачивал страницу, видимо, томясь
своим впечатлением от чтения.
Пешеход вошел в низкую комнату и поздоровался со старым
чтецом.
— Здравствуй,— не спеша ответил пожилой человек.—
Соваться пришел?
— Нет,— сказал пришедший и спросил: — Что здесь такое?
— Здесь мясосовхоз нумер сто один,— сказал читавший книгу
и, поглядев в страницу, прочитал оттуда какое-то очередное
старое слово.— А тебе что нужно? Ты здесь, братец, со своими
вопросами не суйся!
— А можно мне увидеть директора?— спросил прибывший.
— Можно,— ответил без охоты пожилой человек.— Гляди на
меня — это я вот директор. А ты думал: директор здесь кто-то
особенный — это же я!
Пешеход вынул бумагу и дал ее директору. В бумаге
сообщалось, что в систему мясосовхозов командируется
инженер-электрик сильных токов товарищ Николай Вермо, который
окончил, кроме того, музтехникум по классу народных
инструментов, дотоле же он был ряд лет слесарем, часовым
механиком, шофером и еще кое-чем, в порядке опробования
профессий, что указывало на безысходную энергию тела этого
человека, а теперь он мчится в действительность, заряженный
природным талантом и политехническим образованием. Такова была
приблизительная тема отношения, препровождавшего инженера Вермо
в совхоз.
Прочитав документ, директор вдруг обрадовался и стал
говорить с гостем на историческую, мировоззренческую и
литературоведческую тему. Он любил все темы, кроме
скотоводства, и охотно отдавал мысль любой далекой перспективе,
лишь бы она находилась на сто лет впереди или на столько же
назад.
Директор почувствовал теперь даже небольшое уважение к
культурному служащему ввиду того, что он не суется с мнениями,
а сидит молча и слушает.
Животные давно перестали подавать голоса и задремали до
рассвета в своих скотоместах. В землебитном домике, где сидели
два человека, от лампы и высказанных слов стало душно, скучно,
и Николай Вермо уснул на стуле против директора. Собака тоже
умолкла к тому времени, не получая из степи отзвука на свою
злобу, видимо, она смирилась с отсутствием врага и заснула в
пустой тыкве, заменяющей ей будку. Эту тыкву совхоз вырастил
год тому назад, чтобы показать ее на районной выставке как
экспонат агрономического усердия. И действительно, тыква
получила премию, а затем из той тыквы выбрали внутренность и
сделали из нее собачью будку, поскольку кухарки совхоза
отказались обрабатывать для пищи такие слишком мощные овощи.
— Ты не видел нашей тыквы?— спросил директор у Вермо; но
Вермо спал.-Ты бы глянул: великое растение! Полезная площадь
нашей тыквы — половина квадратной сажени. У нас на дальнем
гурте целых сто штук таких выдолбленных тыкв: в них спят доярки
и гуртоправы. Я целый жилкризис этими тыквами решил… Ах, ты
спишь уже? Ну спи, бедный человек, а я еще почитаю…
И директор снова углубился вниманием в старинную железную
книгу, излагавшую историю Иоанна Грозного, приложив к
задумавшейся, грустящей голове несколько пальцев правой руки.
Через полчаса прибывший молодой человек проснулся от
неудобства и засмотрелся в лицо директора.