Выпрямившись во весь рост, он приподнял спереди подол кимоно и, подражая гейше, проговорил фальшивым тоненьким голоском:
— Небось, хорошенькая, а?
Потом по-женски прикрыл рот рукой и визгливо захихикал, семеня к двери забавной утиной походкой.
Громадная гейша выскочила в коридор и бросилась в бегство, оставив приятеля кататься по полу от смеха.
Накануне они вернулись домой очень поздно, и сегодня собирались быть в ателье в десять. Мисако даже обрадовалась, что звонок священника разбудил ее так рано. Она успела сбегать во французскую пекарню в Роппонги и побаловать Сатико свежими круассанами и кофе на завтрак. Сатико обожала все французское, а Мисако старалась изо всех сил, чтобы угодить подруге. Пока что она могла выразить свою благодарность только так.
Праздники были на носу, и ателье молодой, но уже известной модельерши было завалено заказами. Во время предновогодней лихорадки приходилось думать только о работе. Хидео также едва ли стал бы предпринимать какие-либо решительные шаги до января, и Мисако решила пока выкинуть все мысли о личной жизни из головы, хотя адвокат мужа не оставлял попыток с ней связаться.
Сатико неизменно осаживала его:
— Госпожа Имаи не может подойти к телефону. Господин Огава даст вам все необходимые разъяснения.
Повесив трубку, она в очередной раз предупреждала Мисако:
— Ты ни в коем случае не должна разговаривать с Хидео и его адвокатом!
Мисако и не стремилась с ними беседовать. Ее жизнь и так была заполнена до предела. Приходилось бегать по поручениям, общаться с клиентами, оформлять счета, короче, выполнять все обычные обязанности секретарши, хотя они с Сатико и не договаривались ни об оплате, ни о рабочих часах. Молчаливо предполагалось, что все это решится после Нового года, а пока оставалось лишь успевать поворачиваться.
Жизнь в современной комфортабельной квартире была для Мисако в новинку и потому нравилась, однако невероятная общительность подруги с ее вечными вечеринками и ночными клубами доставляла ей немало беспокойства. К такому бурному ритму жизни она просто-напросто не привыкла.
Никак не могла привыкнуть Мисако и к двум закормленным и разбалованным кошкам бирманской породы, Коко и Клео, которых подруга держала дома и души в них не чаяла. Очень красивые, они не приносили решительно никакой пользы. В мире, который знала Мисако, кошки ловили мышей и уходили по ночам на улицу, а эти жили в квартире, ни разу ее не покидая. В результате неприятный кошачий запах никогда не выветривался, хотя уборщица приходила каждый день. Чувствительный нос Мисако морщился всякий раз, когда она поворачивала ключ в замке и открывала дверь, хотя Сатико ничего не замечала.
Кошки также не слишком одобряли новую обитательницу квартиры и в руки ей не давались, всегда настороженно следя за ней пронзительными изумрудными глазами.
Кошки также не слишком одобряли новую обитательницу квартиры и в руки ей не давались, всегда настороженно следя за ней пронзительными изумрудными глазами. Когда Мисако входила к себе в спальню, то частенько обнаруживала Клео на кровати, которую та явно считала своей собственной. Коко облюбовала белый диван в гостиной. Мисако даже немного опасалась кошек, предпочитая сидеть на стуле.
А закадычная подруга Сатико, тетушка Тегути, воистину представляла собой нечто удивительное. Первый раз в жизни Мисако приходилось наблюдать женщину, которая, несмотря на то что давно разменяла седьмой десяток, красила ногти и носила туфли на высоких каблуках. Туфли она не снимала, даже входя в квартиру к Сатико, чего другим никогда не позволялось. Одетая с неизменной элегантностью и увешанная жемчужинами размером с голубиное яйцо, тетушка являлась, как правило, часов в семь вечера, усаживалась с сигаретой на парадный белый диван и ждала, пока Сатико приготовит ей виски с содовой. Мисако отметила, что сама Сатико употребляет крепкие напитки исключительно на пару с тетушкой, обычно раз-два в неделю. После коктейлей они отправлялись угощаться суси в любимую закусочную, где их встречали как особ императорской крови. Потом заказанное такси везло их в музыкальный бар или ночной клуб. Ритуал никогда не нарушался, даже если уже миновала полночь, а завтра нужно было идти на работу.
Казалось, что Мисако могла бы в такой вечер наслаждаться покоем. Не тут-то было. Тетушка особо настаивала, чтобы она сопровождала их везде, и противостоять этому жизнерадостному напору было так же трудно, как бороться со сном на следующий день.
Однажды ночью Мисако проснулась от странного ощущения. Ей упорно чудилось присутствие мужчины, а под утро через дверь из прихожей явственно донеслось перешептывание. Терзаясь сомнениями, за завтраком она наконец решилась задать прямой вопрос.
Сатико улыбнулась, прожевывая последний кусочек круассана. Она устроилась на диване перед кофейным столиком, Клео терлась о ее плечо, умильно мурлыкая, а Коко свернулась на коленях. Мисако сидела на коврике и наливала кофе.
— М-м… — причмокнула Сатико, — просто объедение!
Мисако выразительно пожала плечами, копируя любимый жест подруги.
— Извини. Если не хочешь об этом говорить, я больше не стану спрашивать.