— Вы уверены, что хотите присутствовать на завтрашней службе? — спросил Кэнсё уже в воротах. Он снова шел ссутулившись, наклонив голову.
— Думаете, мне есть чего бояться? — ответила она вопросом.
Голос Мисако теперь звучал робко и доверчиво, словно у ученицы, обращающейся к учителю. Он задумался.
— По-моему, все должно пройти хорошо, но если вы в самом деле видели тогда девочкой что-то ужасное, видение может повториться и вам будет неприятно.
Мисако закусила губу.
— Конечно, но что я могу поделать? Раз уж вы пришли выбирать место для алтаря, пути назад нет.
Я не могу обидеть дедушку. Кроме того, теперь я знаю вас, сэнсэй, и ничего не боюсь, если вы будете рядом.
Священнику показалось, будто на него пролился дождь из ароматных цветочных лепестков. Ему пришлось выпрямиться, чтобы совладать с приливом нежности.
— Благодарю вас за доверие, — произнес он с поклоном. — Завтра мы будем лишь молиться, а молитва — это голос сердца, и ничего плохого от нее произойти не может. — Снова сгорбившись, он смущенно спросил: — Вам не трудно было бы прийти, не позавтракав, ограничившись чаем?
Мисако рассмеялась. Никогда не знаешь, чего ожидать от этого человека.
— Конечно, только зачем?
— Так лучше, — пожал он плечами, — энергия не тратится на усвоение пищи, и свежее себя чувствуешь.
— Как скажете, — улыбнулась она, подходя к велосипеду. Потом подняла на священника взгляд, полный восхищения. — Благодарю вас, сэнсэй. Я так много узнала сегодня.
У Кэнсё едва не подкосились ноги, к щекам прилила кровь.
— Тогда сайонара, увидимся завтра утром, — с трудом выговорил он.
— Я приду пораньше, — кивнула Мисако, забираясь на велосипед. — Сайонара!
Монах быстрыми шагами пересек мост и пошел в сторону храма. Мисако, перегоняя его, весело крикнула:
— Не забудьте посмотреть на розы в храме!
— Обязательно! — широко улыбнулся он.
Она игриво развернулась и сделала круг, объезжая его. Кэнсё попытался дотянуться до велосипеда, но Мисако ловко увернулась и умчалась. Заворачивая за угол, она обернулась и исчезла, оставив за собой лишь обрывок смеха. Он поспешил вперед, надеясь встретиться с ней взглядом еще раз, но не успел.
Что за очаровательное создание, думал Кэнсё, пересекая улицу журавлиной походкой. Переполненный невыразимым ощущением счастья, он пошел медленнее. Здесь, на людной улице, хотелось задержаться подольше, наслаждаясь угасающим солнечным светом чудесного дня. Вернувшись в храм, он вновь станет монахом, но пока можно побыть просто мужчиной и хоть немного продлить нежное, удивительное и почти недоступное для него чувство — любовь к женщине.
Младший священник Конэн докуривал первую утреннюю сигарету, обратив взгляд на убывающую луну. В уме он прокручивал перечень дел на сегодня, более длинный, чем обычно. Тэйсин и монах из Камакуры встали раньше всех и занимались подготовкой к особой поминальной службе, которую пожелал провести Учитель. Таким образом, завтрак и прочие рутинные обязанности легли на плечи младшего в храме, даже толком не знавшего причину возникшей сумятицы.
— Ладно, — проворчал Конэн, раздавив крошечный окурок сигареты, — меня это не касается.
Бросив взгляд на наручные часы, он поспешил сквозь предутренний полумрак к звоннице.
Мисако не спала. Скорчившись под одеялом, она с ужасом ожидала наступления рассвета. Отдаленный стон колокола будто оплакивал уходившую ночь. Час поминальной церемонии в саду близился, и Мисако все больше охватывал страх. Она так и не поняла до конца причину столь необычной затеи, хотя организаторские способности деда не могли не вызвать восхищения. Он словно повернулся к ней совсем новой, неожиданной стороной. Даже возражения матери не смогли сломить его решимость.
Накануне утром Кэйко, узнав о предстоящем, и в самом деле сразу поехала в храм. В глазах ее сверкал огонь, в руке она сжимала последние розы из своего сада. Не успев осушить первую чашку чая, женщина выложила отцу все, что думала:
— Что это за поминальная служба, на которую ты заставляешь идти Мисако?
Он не выказал никаких признаков волнения, словно и не ждал неминуемого объяснения.
— Ты уже знаешь? Мисако рассказала?
— Нет, я слышала ее разговор с мужем по телефону.
— Ты уже знаешь? Мисако рассказала?
— Нет, я слышала ее разговор с мужем по телефону. Она объясняла, почему ей придется задержаться. Выходит, у тебя были планы относительно нее, о которых я ничего не знала? Что за служба?
Старик пожал плечами.
— Обязанности священника, сама понимаешь. Нужно совершить отпевание неопознанных останков, и я хочу, чтобы Мисако присутствовала.
Кэйко подозрительно прищурилась.
— Каких останков?
Похоже, старый лис что-то скрывает…
— Мы здесь для того, чтобы служить, а не распускать сплетни. Если бы в твоем саду откопали чьи-нибудь кости, вряд ли ты стала бы болтать о них на весь город. Слишком много любопытных.
— Не понимаю. Речь идет об убийстве?
— Вот видишь! — воскликнул настоятель, наставив палец на Кэйко. — Именно поэтому и не следует болтать. Родная дочь и то сразу начинает строить ненужные догадки.
— Ты говоришь о тех костях, что нашли в саду Симидзу в прошлом году? — не унималась Кэйко. — Та урна с прахом, которую ты держишь у себя?