На следующий день жена французского посла позвонила Сатико, чтобы лично принести ей свои комплименты.
— Восхитительно! — заливалась она. — Превосходная модель! Я слышала, как сама принцесса спрашивала, кто ее автор. О вас говорит весь Токио. Вы не представляете, сколько людей восхищается вашим талантом. Вы просто обязаны прийти к нам на обед в следующую субботу. Простите, что не предупредила заранее, только умоляю, не обманите наших надежд!
Кэйко смотрела, нахмурившись, на две полоски огненно-красных тюльпанов перед крыльцом. Цветы только начали распускаться. Когда она вошла в контору, тень неудовольствия еще оставалась у нее на лице, и доктор Итимура, искавший что-то в картотеке, поинтересовался в чем дело.
— Ты видел тюльпаны? — спросила Кэйко. — Я точно помню, что прошлой осенью покупала розовые и посадила их своими руками. Мне подсунули совсем другие.
— Ну что ж, ошибки случаются, — добродушно заметил доктор. — Даже ты не можешь все контролировать, — добавил он с легкой ехидцей.
Кэйко лишь улыбнулась в ответ. Муж частенько поддразнивал ее за излишнюю властность, называя в шутку генералом. После долгих лет брака и совместной работы теплые чувства и взаимное уважение стали для них так же естественны, как дыхание. Кэйко не раз пыталась объяснить дочери, что настоящая любовь вырастает постепенно, а не сбивает с ног, как океанская волна. Ну что за идиотизм эти новомодные браки по любви! Не послушала мать, теперь расплачивается…
Кроме всего прочего, Кэйко очень волновалась из-за женщины, с которой ее дочь делила кров. Как ни защищала Мисако подругу, газетная статья означала скандал, а скандал мог запятнать доброе имя любого, кто был хоть как-то с ним связан. Кэйко очень хотела, чтобы Мисако вернулась домой навсегда, хотя работы для нее пока, в общем-то, не было. Год Огненной Лошади сделал свое черное дело, и рожениц в клинику доктора Итимуры почти не поступало.
Кэйко вздохнула. Еще одной проблемой был Тэйсин. Новому настоятелю следовало срочно жениться. Прихожане все как один соглашались, что храму это принесет пользу, но подходящей невесты все не находилось. Ни одна из незамужних женщин в округе не собиралась становиться супругой священника. Однако сдаваться Кэйко не собиралась. В храм захаживала еще одна старая дева, недавно похоронившая отца, она могла согласиться. Если Тэйсин останется один, кто знает, каких еще от него ждать бед.
В то же время Кэйко готова была признать, что с делами он пока справлялся неплохо. Энергия у монаха била через край, настроение не оставляло желать лучшего, а вот здравый смысл… Взять хоть эти неопознанные останки, с которыми он носился так же, как покойный отец. Глупость, да и только.
После Нового года случилось столько всего, что Кэйко почти уже забыла про зловещую коробку, которую случайно разбила у Тэйсина в комнате, и когда Мисако вдруг за ужином вновь подняла эту тему, мать невольно вздрогнула. Самое неприятное было то, что дочь говорила о мрачных погребальных делах с каким-то странным, почти детским восторгом. Казалось, она сообщает родителям, что выиграла школьный приз.
— У меня фантастическая новость, — начала она. — Вы просто не поверите!
Доктор и его жена положили палочки и прислушались. Кэйко даже улыбнулась, подумав, что немного хороших новостей для разнообразия им не помешает.
Мисако продолжала:
— Помните кости, которые нашли в пруду?
Мать испустила протяжный стон.
— О нет! Неужели мы никогда не избавимся от этой напасти?
— Именно что избавимся, — рассмеялась Мисако. — В том как раз и новость! Мы узнали, кто была та девушка, в какое время она жила и откуда приехала!
— Как же вам удалось узнать? — заинтересовался доктор.
— Это все Тэйсин-сан, — гордо сообщила Мисако. — Он провел расследование и нашел людей, которые знали девушку до того, как она упала в пруд.
— Тэйсин-сан? — изумилась Кэйко. — Ни за что не поверю! Он на такое не способен…
— Ошибаешься, мама, — нетерпеливо возразила Мисако. — Ну почему ты так плохо о нем думаешь? Он сам все узнал: имя и фамилию девушки и даже где стоял дом, в котором она жила! Оказывается, она родилась в рыбацкой деревушке к северу от Мураками.
— Вот это да! — покачал головой доктор. — А теперь ты, если не ошибаюсь, намерена туда ехать и продолжать расследование?
— Вот именно! Мы собираемся найти ее семью и отдать им урну с прахом. Дедушка наверняка так бы и сделал.
— «Мы» — это ты и Тэйсин-сан?
— Еще монах из Камакуры. Он участвовал в этом деле с самого начала.
— А соо, — мрачно кивнула Кэйко. — И конечно, вы собираетесь ехать на нашей машине?
— Мама, ну пожалуйста! — Мисако умоляюще сложила руки.
Кэйко чувствовала разочарование. Главным образом ей хотелось узнать о планах дочери. Что она решила: остаться жить в Токио или вернуться к родителям в Сибату? Однако когда мать зашла днем домой выпить чаю, Мисако так и не сказала ничего определенного. Ей требовалось дополнительное время, чтобы принять решение. Последние месяцы в Токио были слишком трудными, и она все еще испытывала страх и замешательство при мысли о новой профессиональной карьере. Мать слушала молча, глядя в чашку и качая головой. Она горячо сочувствовала дочери, понимая, что не следует форсировать ситуацию. Остается только терпеть и ждать. Лишь одно вызывало в ее душе неприятие и желание спорить, а именно — утверждение Мисако, что участие в судьбе праха погибшей девушки поможет ей обрести душевное равновесие. Слова дочери Кэйко слушала, поджав губы, но нашла в себе силы промолчать.