Учительница подняла руку в знак согласия.
— Понимаю, понимаю. Фумико-сан совершенно права. Уроки лучше временно отменить.
Бедная матушка Имаи нервно потирала руки.
— Да, наверное… Можно снова начать через несколько месяцев. Фуми-тян, ты ложись еще поспи, а мы больше не будем шуметь. Попьем тихонько чаю. Я тебе тоже принесу чашечку, хочешь? Или чего-нибудь еще?
— Ну разве что кусочек хлеба с медом… Спасибо, мама. — Фумико одарила старушек улыбкой и, тяжело ступая, двинулась вверх по лестнице.
— Бедняжка, последний месяц всегда самый тяжелый, — сочувственно заметила музыкантша, закуривая сигарету.
Матушка Имаи поставила поднос на обеденный стол и налила кипятку в чайник.
— Сэнсэй, а если у Фумико близнецы, разве доктор не сказал бы?
Старушка задумчиво выпустила струю дыма в потолок.
— Он и сам может не знать. Нужно внимательно слушать, одно сердце бьется или два. Попросите его проверить более тщательно.
Ночью матушка Имаи не заснула ни на минуту, все ворочалась и ворочалась. На следующее утро она взяла такси и отправилась к сестре, испытывая непреодолимую жажду поделиться с кем-нибудь страхами. В конце концов, для чего существуют родные сестры?
— Близнецы, вот еще новости! — фыркнула сестра. Сверкая золотыми кольцами, она бросила два кусочка сахара в чашку с английским чаем. — Маа! Как у кошек или собак.
Матушка Имаи робко помешивала чай, скорчившись на краешке стула.
— Не говори так! Может быть, Фумико просто родит здорового крупного ребенка. А близнецы… в конце концов, что в них такого страшного… Где один мальчик, там и два. Я помогу…
— Два мальчика! — Сестра, у которой было лишь две девочки, громко рассмеялась. — Сама послушай, что несешь! Твоя новая невестка совсем тебя с толку сбила. То, что у тебя сын, еще не означает, что внуки обязательно будут мальчиками. Никто ничего заранее не может знать. А откуда вообще эта дурацкая идея про близнецов?
Матушка Имаи вздохнула.
— Фумико остался месяц, а она уже очень большая. Учительница музыки посмотрела и сказала, что могут быть близнецы.
— Вообще, гейша второго класса кое в чем должна разбираться… Но почему вдруг мальчики? Запросто могут быть две девочки!
Последнее соображение явно привело сестру в восторг.
— Представляешь? Не одна Огненная Лошадь, а сразу две!
Несчастная госпожа Имаи почернела лицом, уронив руку с чашкой.
— Маа! Какой ужас!
— Такое бывает, что поделаешь, — надменно пожала плечами сестра. — Ну и поделом им! Не надо было Хидео так поступать с женой. Она такая милая, а он… Ха! Вот когда Мисако посмеется! Представляешь? Две огненные лошадки устроят им такое…
Лицо госпожи Имаи пылало от ярости.
— Как тебе не стыдно! — выкрикнула она. — А я-то, дура, явилась к родной сестре за утешением! Ты всегда ненавидела меня за то, что у меня Хидео, а у тебя только девочки…
— Что-о? — взвилась сестра. — Да по мне так лучше совсем не иметь детей, чем такого законченного эгоиста, как твой сынок! — Она наклонилась и понизила голос: — Ну как ты не хочешь понять, что я хочу тебе только добра. Маа! Зачем говорить глупости? Ребенок еще не родился, а ты уже икру мечешь…
Госпожа Имаи вскочила на ноги и схватила сумочку.
— Ноги моей больше не будет в этом доме! Если захочу с кем-нибудь поговорить, то лучше с Фумико. Теперь она член моей семьи. Хидео, Фумико, мой внук и все другие дети, которые родятся.
Заливаясь слезами, она побежала к выходу, оттолкнув служанку, которая хотела помочь гостье обуться.
— Стой, онее-сан,[6] — кричала вдогонку сестра, с детства не переносившая ее слез. — Стой! Я была не права! — Но матушка Имаи уже не слышала ее.
Каждый звук, каждый запах, все ощущения, испытываемые Мисако в деревне Нейя, были по-прежнему с ней. Она носила их, как ткани бесчисленных кимоно, как оболочки луковицы, которые можно снять одну за другой и рассмотреть на свет, попробовать, оценить, прежде чем уложить аккуратно, слой за слоем, в потайное хранилище самых дорогих воспоминаний. Она собиралась заняться этим на обратном пути в Токио, но вагон был настолько переполнен, что люди толпились даже в проходах, и сосредоточиться было невозможно. Очередь в вагон-ресторан растянулась чуть ли не на весь поезд. Некоторые безбилетники ухитрились занять столики и беспрерывно заказывали еду и напитки, чтобы ехать дальше. В воздухе висело напряжение и сигаретный дым.
К тому моменту, как Мисако вышла на перрон, утонув в сутолоке и шуме вокзала Уэно, голова у нее раскалывалась. При виде длинной очереди ожидавших такси молодая женщина чуть не разрыдалась от досады. В квартиру она вошла, буквально валясь с ног от усталости.
— О нет! — сказала она, когда дверь открылась и наружу вырвались взрывы смеха и все тот же сигаретный дым.
Сатико принимала гостей, и среди прочих французского посла с супругой. Они зашли в квартиру выпить шампанского перед ужином в ресторане, который был заранее заказан. На кофейном столике стояли многочисленные бутылки, а также блюда с фруктами и лучшим французским сыром. Мужчины при виде Мисако любезно вскочили с дивана, меж тем как она остановилась перед ними в дверях, словно перед взводом солдат, приговоренная к расстрелу. Впрочем, французские слова, которыми ее тут же осыпали, били не хуже пуль. Даже миниатюрная, изящная японская жена французского бизнесмена, казалось, напрочь забыла родной язык.