— И несмотря на наличие такого приятного во всех отношениях родственника, ты сидишь здесь уже год, — заметил я. — Видимо, он не торопится переводить на твой счет требуемую сумму.
— А у него нет таких денег, — сказал Бивис.
— Ты рассчитываешь, что он разбогатеет в самое ближайшее время?
— Нет, — сказал Бивис. — Я рассчитываю, что он в самое ближайшее время умрет.
— И как это поможет тебе убраться отсюда? — поинтересовался я.
— Элементарно. У дяди нет свободных денег, но у него есть собственный корабль, который стоит всяко дороже пятидесяти тысяч. А я — его единственный родственник. Теперь смекаешь, что к чему?
— Теперь смекаю.
— Помимо корабля я унаследую и кое-какие деньги, которых хватит для того, чтобы оплатить транспортировку моего бренного тела к местам дислокации этого корабля, — сказал Бивис. — А там уж я стану вольной пташкой, и передо мной откроется несколько вариантов. Можно или продолжить семейный бизнес, неся плоды цивилизации отсталым колонистам, или разогнать команду и продать корабль к чертовой бабушке. Денег хватит, чтобы шикарно провести время, оставшееся до Армагеддона. Или купить ферму на какой-нибудь удаленной планете и жить там тихо и скромно, надеясь, что война обойдет меня стороной. По правде сказать, я еще не решил, как поступлю. Очевидно, решение надо принимать уже на месте. Но одно совершенно точно — в ближайшие полтора года я покину сие унылое пристанище социков и смогу плевать на Демократический Альянс и его долбаную конституцию с расстояния в несколько парсеков.
— Если тебе так не нравятся порядки Альянса, чего же ты не убрался отсюда раньше, еще до того, как угодил сюда, в «унылое пристанище социков»?
— Дурак потому что, — сказал Бивис. — Жизнь поблизости от метрополии имеет свои преимущества, и первое время, пока у меня еще водились деньги, мне было абсолютно наплевать на внутреннюю политику Альянса. Как правило, о несправедливости жизненного устройства начинаешь задумываться только тогда, когда вплотную с этой самой несправедливостью сталкиваешься. Если бы моя последняя ставка сыграла, у меня хватило бы денег на билет до мест обитания дяди, и все сложилось бы совсем не так. Но она не сыграла, и я загремел сюда.
— А почему ты так уверен, что твой дядя умрет в ближайшее время?
— У него лихорадка Диккенса, — сказал Бивис. — Подхватил на каком-то из независимых миров. Полтора года, о которых я говорю, это самый оптимистичный прогноз. Если верить статистике, ему осталось около семи-восьми месяцев, а у меня нет никаких оснований этой статистике не доверять.
— И тебя вовсе не тяготит мысль о том, что твоя собственная жизнь может улучшиться за счет смерти родственника? — Сей бестактный вопрос сорвался с моего языка раньше, чем я успел что-либо сообразить, но Бивис не обиделся.
— И тебя вовсе не тяготит мысль о том, что твоя собственная жизнь может улучшиться за счет смерти родственника? — Сей бестактный вопрос сорвался с моего языка раньше, чем я успел что-либо сообразить, но Бивис не обиделся.
— Да я видел его пару раз в детстве, когда он прилетал в гости к моим родителям, — сказал Бивис. — И хоть я его единственный родственник, мы друг друга толком и не знаем. Да и пожил старикан уже порядочно.
— И сколько ему сейчас? Шестьдесят?
— Сто двадцать семь, — сказал Бивис. — Или сто двадцать восемь. Он же не является гражданином Альянса, и продолжительность его жизни зависит не от социального положения, а от количества денег, которые он способен выложить в медицинских клиниках. А уж на свое здоровье дядя денег никогда не жалел. Только вот вся штука в том, что на данный момент лихорадка Диккенса неизлечима. Ходят слухи, что на данных, полученных в ходе ее изучения, СБА разрабатывает новый вид биологического оружия, которое можно будет применить против кленнонцев. Но пока не найден антидот, вряд ли они рискнут пустить ее в ход — Альянсу ведь нужны имперские планеты. А на скаари эта фигня вообще не действует.
— Похоже, война будет долгой и нудной, — сказал я.
— Это точно. Выбить население целой планеты, при этом сильно не навредив экосистеме, ибо она нужна тебе самому, это еще постараться надо, — сказал Бивис. — Поэтому, если с умом выбрать себе убежище, войну можно пересидеть в относительной безопасности. Скорее, есть все шансы состариться в безопасности, пока война еще будет идти. Но только при условии, что кто-нибудь не изобретет какой-нибудь мегапушки.
— А что толку в этой мегапушке, если планеты должны остаться целыми? Ведь весь сыр-бор именно из-за планет.
— Сие зависит от принципа действия мегапушки, — сказал Бивис. — Кто знает, как именно эта пушка может бабахнуть. Остается только надеяться, что к этому моменту я буду уже далеко отсюда и пушка не будет направлена на меня.
ГЛАВА 2
Если болтун — это находка для шпиона, то Бивис Балленбахер с его словоохотливостью — это находка для выходца из прошлого, старающегося разобраться в том, что происходит в мире его потомков.
Бивису нравился звук собственного голоса, и, когда он начинал говорить, остановить его было невозможно. Болтовня занимала его целиком, и он не обращал внимания на то, что зачастую рассказывает человеку вещи, которые тот и так должен был знать. Я опасался, что в один прекрасный момент Бивис перестанет рассказывать и начнет задавать вопросы, на большую часть которых я не смогу ответить, но похоже, что эти опасения были напрасными.