Правда, к этой камере были пристроены уборная и душевая.
А еще в камере были небольшой стол и два стула.
В общем, чуть побогаче с мебелью, нежели в Белизе.
Очевидно, меня доставили сюда поздним вечером, потому как следующие десять часов меня никто не тревожил. Эсбэшники дали мне возможность отдохнуть после перелета, так сказать.
А потом начались разговоры.
Он притащил мне поднос с завтраком, но на медбрата или официанта он совсем не походил.
На вид ему было лет тридцать восемь — сорок, что конечно же ни о чем не говорило. Столько времени прошло, медицина должна была сделать пару шагов вперед. Может, тут уже все повально стволовые клетки колют и живут лет по пятьсот? И этот парень уже третью сотню разменял?
Чуть выше среднего роста, смуглый, с черными волосами, едва тронутыми сединой. На нем был серого цвета комбинезон с множеством карманов, но на техника он тоже похож не был. Слишком умные глаза и слишком властное лицо. Плюс военная выправка.
— Можешь называть меня Сол, — сказал он, ставя поднос с завтраком на стол.
Сок, каша.
Если бы у меня был выбор, в своем времени на завтрак я бы такое есть не стал. Но здесь выбора у меня не было.
— Можешь называть меня Алекс, — сказал я.
— Ты знаешь, где ты находишься?
— Понятия не имею, — сказал я. — Зато я примерно представляю когда.
Сол улыбнулся.
— Для тебя это будущее.
— Похоже, что для меня это настоящее, — сказал я. — Уже.
— Ты странный человек, Алекс.
— Потому что у меня память не стирается? — уточнил я.
— Не только поэтому.
— А почему еще?
— Похоже, ты совсем не удивлен своим новым положением.
— А вы думали, у меня будет культурный шок?
— Что-то вроде того, — согласился Сол. — Как получилось, что ты можешь разговаривать на нашем языке?
— Так называемый ваш язык — это смесь нескольких языков моего времени, — сказал я. — Так уж получилось, что я их знаю.
— Насколько нормально для твоего времени знание нескольких языков?
Вопрос не в бровь, а в глаз.
— В общем-то это нормально, — сказал я. — Хотя и не очень типично.
— У тебя хорошая память? — спросил Сол.
— У меня никогда не было другой памяти, — сказал я.
— Мне не с чем сравнивать.
— С какого времени ты себя помнишь?
— О, этот шалунишка-хирург так игриво хлопнул меня по попке…
Сол нахмурился.
— Шутка, — пояснил я. — Конечно, я не помню себя с самого момента рождения. Так, какие-то бессвязные эпизоды… Полагаю, реальный отсчет воспоминаний можно начать где-то с возраста одного года.
— Знаешь, что именно в тебе представляет для нас интерес?
— Мой мозг.
— Вот именно, — сказал Сол. — Процедура сканирования и коррекции памяти известна нам уже более двухсот лет. И за это время нам не попадалось ни одного человека, на которого бы эта процедура не действовала. Ты единственный, чей мозг закрыт для нас. Причем закрыт не только от вмешательства, но и от самих воспоминаний.
— Может, оборудование в Белизе просто дало сбой? — предположил я.
— Мы повторяли процедуру уже здесь, пока ты еще не пришел в себя, — сказал Сол. — Для ментоскопирования совершенно не важно, находится объект в сознании или нет. Лишь бы он был жив.
А вот это уже радует. То есть в ближайшее время убивать меня им невыгодно.
— И в чем же ценность подобного феномена? — поинтересовался я.
— Для СБА было бы очень выгодно получить агента, к которому враги не могут залезть в голову, — сказал Сол.
— У медали есть и обратная сторона, — сказал я. — Станет он двойным агентом, а вы ничего и не узнаете. Потому что сами ему в голову залезть тоже не сможете.
— Существует много систем контроля. — Когда Сол улыбался, ему хотелось верить. Такая уж у него была улыбка.
— Кстати, а врагов у вас много? — спросил я. — Мира во всем мире добиться так и не удалось? Или вопросы здесь можешь задавать только ты?
— В свое время мы обо всем тебе расскажем, — пообещал Сол.
— Даже о том, бороздят ли ваши корабли просторы Вселенной? То есть я догадываюсь, что бороздят. Просто любопытно, сколько просторов уже пробороздили.
— Достаточно, — снова улыбнулся Сол.
— Ну и как? Есть ли жизнь на Марсе?
— Мы построили там пару городов, — сказал Сол. — Так что, определенно, жизнь там есть.
— Э-э-э… я имел в виду немного другую жизнь, — сказал я. — Инопланетяне существуют? И не стоит мне говорить, что поскольку на Марсе есть города, значит, в них живут инопланетяне. Человечество одиноко во Вселенной или нет?
— Нет. — На этот раз улыбаться Сол не стал. — К сожалению, не одиноко.
Но больше на эту тему в тот день он мне ничего не сказал.
Сразу после завтрака он отвел меня в лабораторию, где меня вновь усадили на подобие электрического стула.
Потом мне побрили голову, чтобы прилепить на нее новую порцию датчиков. Несколько десятков прилепили к моим рукам и ногам, так что я стал напоминать самому себе обвешанную гирляндами новогоднюю елку. Если они еще додумаются просверлить мне дырку в черепе и вставить туда оптоволоконный кабель, я окончательно почувствую себя Избранным. То есть Нео. Причем до того, как он принял красную таблетку.
То есть Нео. Причем до того, как он принял красную таблетку.
Череп мне сверлить не стали.
Закончив со всеми соединениями, меня надежно зафиксировали на стуле, и началось… Что именно началось?