— А что же мешает вам подвергнуть всех сотрудников тотальному ментоскопированию? — поинтересовался я.
— А с кем потом работать?
— Я вас сейчас не очень понял, — признался я. — Что значит с кем?
— Тотальное ментоскопирование позволяет нам узнать о человеке все, что он знает сам, — сказал генерал Торстен. — И даже больше, потому что мы можем получить доступ к той информации, которую человек сам уже и не помнит. И естественно, что в результате мы точно будем знать, является человек агентом врага или нет. Но после этой процедуры человек уже не станет прежним.
Мне чертовски не понравилось, как это звучит. В последнее время мне вообще мало что нравилось, но слова генерала не понравились мне больше остального. В конце концов, меня этой процедуре подвергали уже неоднократно.
— Тотальное ментоскопирование убивает клетки мозга. — На этот раз генерал решил продолжить, не дожидаясь моего наводящего вопроса. — От семи до двадцати пяти процентов за сеанс. Соответственно, интеллектуальный уровень работника сразу падает на несколько десятков пунктов. И не только интеллектуальный. Повторная процедура убивает до пятидесяти процентов клеток. Ментоскопирование мы используем только для врагов.
— И для людей из прошлого, — сказал я, постаравшись, чтобы мой голос не дрожал. Это стоило мне некоторых усилий, потому как я чувствовал надвигающуюся… Нет, не панику. Но какую-то эмоциональную реакцию — точно. По спине побежали струйки холодного пота. — Для расходного и наименее ценного материала.
— Мозги врага — это очень ценный материал, — ухмыльнулся генерал. — Не стоит так нервничать, Алекс. На тебя эта процедура все равно не действует. С твоими мозговыми клетками все в порядке.
— Чудный новый мир, — пробормотал я. — У вас тут есть хоть какое-то уважение к человеческой жизни?
— У нас тут война, между прочим, — сказал генерал. — Она еще официально не объявлена, и боевые корабли еще не покинули своих орбит, но она уже идет.
А в войне побеждает тот, у кого больше информации о противнике. На этом фоне пара-тройка жизней не так уж важны.
— Особенно если речь идет не о вашей жизни, — сказал я. — Вы мне еще расскажите про дерево свободы, которое необходимо время от времени поливать кровью патриотов.
— Некоторые истины не меняются во все времена, — сказал генерал. Очевидно, он был знаком с этой цитатой.
— И некоторые штампы тоже.
— Если ради победы Альянса потребуется моя жизнь…
— То вы с радостью положите ее на алтарь общего дела, — закончил я.
От этого разговора у меня уже взрывался мозг.
Видимо, во все времена существуют идиоты, основное предназначение которых состоит в произнесении напыщенных патриотических речей. Таких речей я и в своем времени наслушался.
И уже тогда не верил им ни на грош.
Громче всех о самопожертвовании обычно кричит тот, чьей жизни ничто не угрожает.
А Визерс ничего не рассказал мне об опасности полного ментоскопирования… Почему я не удивлен?
Тут вообще хоть кто-нибудь правду говорит?
Разведчик — это профессиональный лжец. Что ж, в какой-то степени тут все разведчики.
— Может быть, тебе кажется, что я произношу высокие и напыщенные слова, — сказал генерал. — Но подумай вот о чем. Выброси из моей речи слово «Альянс» и подставь вместо него слово «человечество». Тогда все сразу встанет на свои места.
— Насколько мне известно, люди живут и за пределами Альянса.
— Сколько их, тех людей? — спросил генерал. — И это все равно ненадолго. В одиночку независимым мирам не выстоять. Вопрос их вхождения в Альянс — это вопрос времени. Сейчас они сколько угодно могут вопить о своем собственном пути и недостатках нашей демократической системы, а они есть, чего уж скрывать, ибо любая система несовершенна, но, как только запахнет жареным, они сами к нам прибегут и согласятся на все условия. Едва только в галактике запахнет реальными боевыми действиями, едва их локального пространства достигнет первый слух о том, что боевой флот Кленнона или Скаари приближается к человеческому сектору космоса.
— А, так вы им еще и условия выставляете, — сказал я. — Действительно, и чего это они не рвутся вступать в ваш Альянс…
— Это проблема власти, — сказал генерал. — Не все независимые миры разделяют наши демократические ценности.
— Ваши или демократические? — уточнил я, поскольку генерал сделал явный акцент на слове «наши». — Желаете поговорить о политике? Прочесть мне лекцию о торжестве демократии? Прежде чем вы начнете, хочу предупредить, что у меня иммунитет к подобным разговорам.
— Визерс не сказал мне, что ты монархист.
— Мне кажется, вы уже достаточно проверили мои «прокленнонские» настроения, — сказал я. — Анархия — мать порядка.
Генерал нахмурился.
— Что ты думаешь о полковнике Визерсе? — спросил он.
— Я думаю, что он кленнонский шпион и намеренно саботирует работы по исследованию моего мозга, — заявил я. — Конечно, если ему за это не платят скаари.
— Почему ты так враждебно настроен?
— А с чего я должен быть настроен по-другому? — поинтересовался я.
— Почему ты так враждебно настроен?
— А с чего я должен быть настроен по-другому? — поинтересовался я. — Вы меня тут все достали, и это совершенно очевидно. Кроме того, я не верю в подобные разговоры по душам и не собираюсь обсуждать с вами ваших же подчиненных. Тем более что от этого подчиненного многое зависит.