Деньги и ценности, которые у нее еще оставались, и живя на которые, она надеялась хоть как-то дотянуть до старости, однажды выкрал Жофрей. Домой он, естественно, больше не вернулся.
Деньги и ценности, которые у нее еще оставались, и живя на которые, она надеялась хоть как-то дотянуть до старости, однажды выкрал Жофрей. Домой он, естественно, больше не вернулся. Впоследствии до нее дошли смутные слухи, что он спился и умер на другом краю острова. Ну да и Бог с ним. Пресветлый Джордайс ему судья.
15
Майское солнце пригрело землю, и, повинуясь его лучам, природа расцвела. Небеса очистились от весенних бурь, а из земли поднялись травы и злаки. Давно уже стаял снег, обернувшись животворной влагой, вернулись с южных островов перелетные птицы, и на полях были завершены почти все весенние работы. В один из таких пригожих деньков Гернут Фальстан выбрался из дому и повстречался со своими старыми друзьями. Отец уже не смотрел за ним так строго, как раньше, да и то ведь — не станешь же всю оставшуюся жизнь собственного сына дома держать как на привязи! Весной Гернут трудился в поле исправно, а дома жена готовилась к родам — вот и не обратил Кларин внимания на отлучку сына. Встретившись же со своими дружками, Гернут отлично провел время, поболтал с ними о том о сем, посетовал на жизнь, да и снисходительно на них поглядел — с позиции, так сказать, человека трудящегося, ответственного, семейного. «Изменился ты, Гернут, — сказали ему друзья, — остепенился». «Да, братцы, — согласился он, — вишь вон как нас всех время-то меняет…» И стало ему в тот момент неимоверно грустно и тоскливо от осознания того, сколь сильно меняет людей время…
Они уговорились встретиться снова — через несколько дней. Работы снова не было, а погода стояла такая, что просто грех дома сидеть: тепло, но не жарко, небо чистое, прозрачное, однако нет-нет да проплывет по нему облако какой-нибудь странной формы, и воздух так свеж, так пахнет приятно, что дышишь им — и надышаться не можешь.
С утра встретившись со своими дружками, он увел их подальше от деревни, в ближайшую рощу. Там и осели. Все было честь по чести: и бутыль самогона, и закуска. Посидели, выпили. Еще выпили. Постепенно и разговор, прежде сухой и нескладный, как на меду потек — говорили много, и складно, и горячо. Подшучивали над новичком, Мануэлем, примкнувшем к компании только в последний год, и бывшим еще совсем молодым, «зеленым». Вспоминали, как водится, былые пьянки — многократно преувеличивая, конечно, количество выпитого. Ольвер, старый Гернутовский приятель, развлекал компанию подробными рассказами о своих многочисленных связях с женщинами самого разного общественного положения — упоминались в его рассказах и дворянки, и даже графини, и послушать его — так казалось, что нет такой женщины, которая не была бы без ума от Ольвера, а меж тем всем было прекрасно известно, что он уже второй год живет бобылем. Но врал он красиво, гораздо краше, чем жил, и оттого нетрудно было ему поверить.
— Эх, — откидываясь на спину, сладко потянулся Родри. Он был ровесником Гернута, но на своем веку успел уже забрать жизни девяти-десяти человек (а может быть и больше, если не выжили те, кого Родри, ограбив, калечил ради развлечения). — Бабу бы сейчас…
— Да-а… — согласился Ольвер. — Герн, ты слышал, наш кабачок-то закрыли? Девки все разбежались…
— Слышал, слышал, — кивнул Гернут. — А ты, Родри, верно говоришь: неплохо бы сейчас под бочок к какой-нибудь девке… а?
— Эт точно, — согласился Родри.
— Тебе-то что неймется? — ухмыльнулся Ягнин. — У тебя же теперь жена есть! — и подмигнул Ольверу.
— Что жена! — Гернут не стал распространяться о том, что жена не подпускает его к себе вот уже несколько месяцев.
— Жена пусть дома сидит. Я о другом толкую… Вот сейчас бы, как в старые времена, какой-нибудь девке под юбку залезть бы… а?
— Ну, для кого те времена старые, а для кого и не очень…
— Да будет болтать, — оборвал Ольвера Родри. — Кабачок-то закрыли. К Ильге, что ли, идти? Так она стара, как божий свет, и вонюча, прости Господи, как коза…
— Да есть баба, — тихо сказал Гернут, снова снисходительно поглядев на своих товарищей. — Есть.
— Ну? А че за баба? — встрепенулся Ольвер.
— Такая… баба, — Гернут сделал неопределенное движение руками. — Баба как баба, в общем. Рожей, правда, не вышла…
— Да кому нужна ее рожа! — перебил его Ягнин. — Ты дело говори. Кто такая, где живет?
— Да, местная дурочка. Живет здесь поблизости со старухой одной.
— И че, старуха ее, значит, в наем сдает?
— Да не… Старуха с нее каждую пылинку сдувает. Только ее сейчас нет дома, старухи-то. Вернется поздно — это я точно знаю, потому как отец ее в соседнее село сам на какую-то работу устраивал. А девка дома одна. Ну?..
— Да ну ее на хрен, эту девку, — рассудительно сказал Ольвер. — Настучит ведь своей старухе. А та к бальи побежит. На хрен надо из-за какой-то дуры на галере гнить…
— Че, струсил, Ольверушка?.. — глумливо ощерился Гернут. — Да не трясись ты! Никто ничего не узнает. Все путем будет.
— А ты почем знаешь? — спросил Родри.
— Да слепая та девка — то ли с детства, то ли с самого рождения.