..
Блуждающее сердце! Оно долго содрагается в человеке от
предчувствия, сжатое костями и бедствием ежедневной жизни, и
наконец бросается вперед, теряя свое тепло на холодных
прохладных дорогах.
Согнувшись над столом в учреждении, Сарториус как можно
скорее работал над улучшением устройства весов. Управляющий
трестом сообщил Сарториусу об опасности весовых бунтов в
колхозах, по примеру соляного бунта в старину, ибо недостаток
весов означает недовес хлеба по трудодням, либо хлеб выдается
лишний, тогда получается обман государства. Кроме того,
площадка товарных весов, если весы неточные, делается полем для
кулацкой политики и классовой борьбы. Гирьевая проблема также
черевата грозными событиями — уже во многих пунктах кладут
вместо клейменых гирь жуткие пустяки, вроде кирпичей, чугунных
болванок, и даже сажают в определенных случаях беременных
женщин, уплачивая за прокат их туловища как за трудодень. Все
это неминуемо поведет к потере сотен тысяч центнеров зерна.
Горюя по Честновой, боясь жить одному в своей комнате,
Сарториус иногда оставался ночевать в учреждении. В десять
часов вечера сторож засыпал предварительно на стуле у входа, а
затем уходил в фанерный кабинет управляющего и укладывался в
мягком кресле. Шло время на больших официальных часах, пустые
столы вызывали тоску по служащим, иногда показывались мыши и
кроткими глазами глядели на Сарториуса.
Он сидел один над тою же задачей, над которой думал
некогда Архимед, а позже Менделеев. Задача ему не давалась,
весы и так были хороши, однако нужны были другие и лучшие,
чтобы меньше тратить металла на их изготовление. Сарториус
покрывал целые листы бумаги расчетами призм, рычагов,
деформационных напряжений, себестоимостью матерьяла и прочими
данными. Вдруг слезы самостоятельно выходили из его глаз и
текли по лицу, так что Сарториус удивлялся этому явлению; в
глубине его тела жило что-то, как отдельное животное, и молча
плакало, не интересуясь весовой промышленностью. После
полуночи, когда в открытую форточку окна — поверх всего города
— доходила волна запаха дальних растений и свежих пространств,
Сарториус опускал голову на стол, теряя точность размышления.
Так же пахла когда-то Честнова вблизи него, природой и
добротою. Он не ревновал ее сейчас: пусть она ест вкусно и
помногу, не болеет, радуется, любит прохожих и спит потом
где-нибудь в тепле и не помня никакого несчастья.
Раз или два в ночь внезапно раздавался телефонный звонок,
и тогда Сарторус поспешно слушал трубку, но его никто не звал,
это была ошибка, — человек извинялся и навечно исчезал в
безмолвии; из многих друзей никто не знал, куда делся
Сарториус, он надолго покинул большую дорогу техники и забыл
свою славу механика, которая могла бы стать всемирной.
Так же пахла когда-то Честнова вблизи него, природой и
добротою. Он не ревновал ее сейчас: пусть она ест вкусно и
помногу, не болеет, радуется, любит прохожих и спит потом
где-нибудь в тепле и не помня никакого несчастья.
Раз или два в ночь внезапно раздавался телефонный звонок,
и тогда Сарторус поспешно слушал трубку, но его никто не звал,
это была ошибка, — человек извинялся и навечно исчезал в
безмолвии; из многих друзей никто не знал, куда делся
Сарториус, он надолго покинул большую дорогу техники и забыл
свою славу механика, которая могла бы стать всемирной.
Однажды к нему домой пришел в гости Самбикин. Хирург
сказал Сарториусу, что спинной мозг в человеке обладает
некоторой способностью рационального мышления, так что думать
может не только один ум в голове; Самбикин недавно это проверил
на одном ребенке, которому он делал вторичную трепанацию
головы; ему пришлось удалить
— Что ж тут такого! — не обрадовался Сарториус.
— Это основная тайна жизни, в особенности тайна всего
человека, — в задумчивости сказал Самбикин. — Раньше
утверждали, что спинной мозг работает только ради сердца и
чисто органических функций, а головной мозг — высший
координирующий центр… Это неправда: спинной мозг может
мыслить, а головной мозг принимает участие в самых простых,
инстинктивных процессах…
Самбикин был счастлив от своего открытия. Он еще верил,
что можно враз взойти на такую гору, откуда видны будут времена
и пространства обычному серому взору человека. Сарториус
немного улыбнулся наивности Самбикина: природа, по его расчету,
была трудней такой мгновенной победы и в один закон ее
заключить нельзя.
— Ну дальше! — спросил Сарториус.
У Самбикина заклокотали внутренности от шума его высших
переживаний.
— Дальше вот что… Надо проверить еще тысячу раз в
эксперименте. Но вполне может получиться, что тайна жизни
состоит в двойственном сознании человека. Мы думаем всегда
сразу две мысли, и одну не можем! У нас ведь два органа на один
предмет! Они оба думают навстречу друг другу, хотя и на одну
тему… Ты понимаешь, это может явиться основанием
действительно научной, диалектической психологии, которой в
мире нет. То, что человек способен думать вдвойне по каждому
вопросу, сделало его лучшим животным на земле…
— А другие животные? — спросил Сарториус. — У них тоже
есть голова и спина.
— Верно. Но здесь разница в пустяке, хотя пустяк этот
решил всемирную историю.