Опять так сложилось, что поговорить с Ксенией наедине мне никак не удалось, и пришлось все проблемы отложить на утро. Надо сказать, я и сам за последние дни так намотался, что только преклонил голову, как сразу же заснул. Ночь, слава Богу, прошла спокойно. Никто на нас не покусился, и даже Павел не пытался присвоить мой мешок с серебром. Его мне пришлось на всякий случай спрятать на теле под рубахой.
Утром сразу же начались какие-то непонятки: нахальчик стал уединяться и о чем-то подолгу шептаться с датчанином; Ксения наконец созрела для разговора, отозвала меня в сторонку и сказала, что им с Эриком, так, оказывается, звали ее зарубежного хахаля, нужны лошади, и они очень рассчитывают, что я им уступлю своего донца и Ванину кобылу; крестьянка, та, что занималась хозяйством, ходила и бухтела что у нее, де, прямо из печи пропал котел с кашей; Наталья пребывала в несознанке и отказывалась что-либо о себе сообщать! Короче говоря, все расстроилось так, что мне оставалось только метаться по избе и посильно реагировать на все новые и новые неожиданности.
Какие бы высокие отношения у нас раньше не были с царевной, отдать ей свою лошадь я не хотел. Те, у кого когда-нибудь были домашние животные, меня поймут. Друзей не дарят! Вместо донца и Зорьки, я предложил сладкой парочке купить других лошадей, благо денег на это у меня хватало. Ксения взвилась, обиделась и от моей помощи отказалась. Жест получился красивый, но так как у них за душой не было ни гроша, немного непродуманный.
Жест получился красивый, но так как у них за душой не было ни гроша, немного непродуманный. Бабе с ее пропавшей кашей я дал несколько медяков и велел купить новый горшок и не морочить мне пустяками голову. Тарасу же Макаровичу попросту пообещал, если он не прекратит плести интриги, оторвать башку или вернуть его разбойникам.
Только к обеду страсти немного улеглись, но ни одна проблема пока не была окончательно решена. Мы по-прежнему оставались в доме Павла, и, как раньше, я не знал, что делать с Ксенией и «наложницей». Нужно было рубить Гордиев узел, иначе мы так и будем сидеть, ждать у моря погоды. Потому я попросил всех участников исхода и заинтересованные лица собраться за столом.
— Нам нужно решить, что мы будем делать дальше, — сказал я, когда собрание после небольших проволочек все-таки началось.
Все молча ждали, что я скажу дальше.
— Оставаться всем вместе нам нельзя, — продолжил я. — У всех свои дела и дороги, потому давайте расходиться. Ксении с Эриком я могу предложить помощь в покупке лошадей и дать денег на дорогу. Наталья должна сама сказать, чем мы можем ей помочь. Тарасу Макаровичу уже пора отправиться восвояси. Я выкупил его из плена и больше мне помочь ему нечем.
Высказавшись, я сел и выжидающе смотрел на остальных участников совещания. Все продолжали молчать.
— Так что мы будем делать дальше? — опять спросил я.
— Мне идти некуда! — неожиданно первой горячо воскликнула Наталья. — Если вы меня прогоните, то мне лучше утопиться!
Сообщив свое решение, она опять, как и вчера, разрыдалась.
— Хорошо, — сказал я, — хотя бы с одной разобрались. Если ты ничего не хочешь о себе говорить, то можешь идти топиться. Ксения с Эриком, что вы можете сказать?
— Мы хотим иметь ваших лошадей, — вместо царевны ответил датчанин. — У нас нет такой породы, и мы получим за такой конь много денег, хотя у нас конь лучше, чем у вас.
Беспардонная европейская простота меня на этот раз не умилила, и я отрицательно покачал головой, а потом озвучил свое решение:
— Своих коней я вам не отдам, — без политеса, прямо сказал я.
Эрик надулся, а Ксения вспыхнула, дернула плечом и отвернулась. Ощущение было такое, что мы с ней разводимся и делим имущество.
И вообще было похоже, что никто не хотел никаких обсуждений, каждый чего-то ждал от других, даже не пытаясь объяснить толком свою позицию. Мне ничего не осталось, как поставить всех перед фактом:
— Если больше никто не хочет говорить, то прощайте, мы уезжаем. Иван, иди, запрягай лошадей.
Ваня вскочил и выбежал из избы. Как и мне, ему было жалко расставаться со своей лошадью.
Только после того, как за ним захлопнулась дверь, наконец, дело сдвинулось с мертвой точки:
— Ты не можешь меня так бросить! — возмущённо воскликнул Тарас Макарович. — И это после того, что я для тебя сделал!
Я только вытаращил на него глаза, Вступать с ним в полемику по любому поводу было бы полным идиотизмом. Его нужно была просто отлупить.
— Алексей! — звенящим голосом воскликнула царевна. — Ты предаешь меня во второй раз!
И на это заявление мне нечего было ответить.
— Хорошо, но я тогда утоплюсь! — одновременно с ней сказала Наталья.
— Все высказались? — подытожил я. Никто не ответил.
— Тогда прощайте.
Я встал и направился к выходу, но был остановлен несостоявшейся наложницей:
— Я скажу, — негромко произнесла она, — только чтобы никто не слышал.
Мне показалось, что присутствующие тотчас забыли о своих разочарованиях и навострили уши. Однако девушка обращалась только ко мне и не собиралась откровенничать при всех.
— Хорошо, — согласился я, — поговорим во дворе.