— Довольно, у Чувака народишка хватает, он разбойник везучий.
— У кого? — не понял я имени атамана.
— У Чувака, — повторил он.
— Откуда у него такое странное имя? — удивился я.
— Не знаю, так видать прозвали.
— Никогда такого не слышал, — сказал я, вспомнив слова гадалки Сапрунихи о наших современниках, болтающихся по историческим эпохам.
— Теперь нужно пешком, — неожиданно сказал Павел, трогая меня за плечо.
Я остановил лошадь, мы спешились и дальше пошли по еле заметной тропинке вглубь леса. Мой донец недовольно фыркал, когда ветки касались его морды, но оставить его одного я, понятное дело, не рискнул. Вдруг невдалеке раздался свист, Павел тотчас вложил два пальца в рот и ответил свистками трех разных тональностей.
— Караульный, — сообщил он мне, — увидел чужого человека.
— Ты, я вижу, здесь свой.
— Шутишь! Мы с Чуваком кумовья, я его сына крестил!
— Так он, что, в лесу живет с семьей? — удивился я.
— Зачем ему здесь семья, она в Москве, на Таганке, у него там дом, будь здоров! Здесь он как бы службу несет.
— Зачем ему здесь семья, она в Москве, на Таганке, у него там дом, будь здоров! Здесь он как бы службу несет.
«Хороша служба!» — подумал я, но вслух свое мнение о разбойничьем промысле не озвучил.
— Вот и пришли, — сказал Павел, останавливаясь на неприметной поляне.
— Так где же их стан? — не понял я.
— Под нами.
Он топнул ногой по земле и опять по-новому свистнул. В нескольких шагах неожиданно поднялся квадратный пласт дерна, из образовавшейся ямы высунулась всклоченная огненно-рыжая голова. На нас с любопытством уставилось два веселых голубых глаза.
— Ты, что ли, Пашка? — спросил владелец красной шевелюры. — Чего приперся, да еще с чужаком?
— Не твоего ума дело, зови Чувака, у нас к нему дело.
— Спит и не велел будить, так что на воле подождите, а то полезайте сюда в яму.
— Ты как? — поинтересовался Павел.
— Я лучше здесь посижу, — отказался я от любопытной экскурсии в лесные схороны. Мне было уверенней чувствовать себя, имея вокруг оперативный простор. То, как был замаскирован разбойничий лагерь, напоминало тайные убежища литовских лесных братьев, после окончания Второй мировой войны много лет воевавших с Советской властью. Похоже, что у таинственного Чувака был богатый опыт партизанской войны.
— Долго он будет спать? — спросил я Павла.
— А Чувак не спит, он придуривается и наблюдает за тобой со стороны, — откровенно ответил он. После вчерашнего небольшого недоразумения у нас установились вполне доверительные отношения. Это было уже понятно по тому, что Павел привел меня в такое тайное, замаскированное место. Впрочем, нельзя было исключать и того, что меня не собираются отсюда выпускать.
— Ладно, пусть себе наблюдает, — сказал я, незаметно косясь по сторонам.
— Сейчас пожалует, — предупредил спутник.
И, правда, невдалеке раздвинулись кусты, и в нашу строну направилось два человека. Они были одеты в городское платье и вооружены, как говорится, до зубов. Если бы я встретил таких людей в обычных условиях, никогда бы не подумал, что они лесные разбойники. Они спокойно подошли к нам и поздоровались. Я ответил точно таким же вежливым, без подобострастия поклоном.
— Какими к нам судьбами? — спросил среднего роста человек в дорогой собольей шапке.
За обоих ответил Павел:
— Да вот, Чувак, привел к тебе своего друга, у него к тебе дело.
— Мы, кажется, не знакомы, — вполне светски сказал атаман, впрочем, рассматривая меня настороженными глазами.
Я назвался, не очень акцентируя свой социальный статус.
— Ну, а мое прозвище ты знаешь, — сказал он.
— Имя у тебя необычное, никогда такого не слышал. Откуда оно?
— А тебе, чувачок, этого знать и не надо!
— Ясно, — сказал я, рассматривая такого же, как и я, временного бродягу. — И давно, братан, ты сюда откинулся? — спросил я на современном, приблатненном русском языке.
В этот момент надо было видеть лицо атамана: глаза у него стали круглыми, а рот открылся так, что стали видны нижние зубы и язык.
— Ты кто такой? — спросил он, с трудом подбирая новорусские слова.
— Путешественник, — коротко ответил я.
— Из какого века?
— Двадцать первого, а ты?
— Чувак, ты знаешь, бляха-муха, вот не думал, не гадал! — бессвязно повторял он.
— Из какого века?
— Двадцать первого, а ты?
— Чувак, ты знаешь, бляха-муха, вот не думал, не гадал! — бессвязно повторял он. — Я думал один такой, вот радость-то!
Атаман, к удивлению Павла и своего спутника, бросился ко мне и прижал к груди.
— Давно ты здесь? — спросил он, отстраняясь, чтобы посмотреть мне в лицо.
У меня наша встреча не вызвала такой радости, как у него, но надо учесть, что я был морально готов к подобной встрече.
— Три месяца, — ответил я.
— Три месяца! — воскликнул он. — А я здесь уже без малого двадцать лет! Уже и не чаял встретить земляка!
Когда речь зашла о землячестве, лица свидетелей нашей встречи прояснились, им стала понятна радость атамана и объяснило непонятность нашего разговора.
— Захар, — обратился Чувак к своему спутнику, — иди, скажи бабам, чтобы готовили праздник. У меня сегодня дорогой гость!
Его спутник кивнул головой и быстро ушел.