— Мне нужно отойти, но я скоро вернусь, — с нажимом на последние слова сообщил я стрельцам, дабы у них не появились какие-нибудь гнусные помыслы.
— Нам-то что, — нейтрально сказал Николай. Он уже вполне оклемался и сидел на лавке, по-турецки подогнув под себя босые ноги с желтыми ступнями.
— Это я к тому, что бы вы не баловали.
— Очень нужно, — обиженно сказал десятник, — я думал ты мужик, а ты…
Что он обо мне думает, знать было совершенно неинтересно, потому я повернулся и вышел из комнаты.
— Присматривай за ними, — сказал я Ване, который вышел меня проводить.
— А то! — самоуверенно воскликнул он. — Я им, если что!
Мы простились, и я отправился в имение. День стоял по-летнему жаркий, облаков на небе почти не было, и я в теплой одежде и кольчуге скоро совсем запарился. Округа словно вымерла; ни крестьян в полях, ни путников на дороге. Мирную картину дополнял птичий гомон. Даже когда я подошел к таинственному лесу, в котором остались убитые стрельцы, никакой тревоги не почувствовал.
Даже когда я подошел к таинственному лесу, в котором остались убитые стрельцы, никакой тревоги не почувствовал. Единственно, что сделал, пошел по середине дороги, подальше от густого кустарника на обочинах.
Предчувствие не подвело, никаких осложнений не последовало. В лесу было тихо, никто на меня не нападал, и я вскоре вышел к знакомому полю и через полчаса дошел до имения. Там все было так же, как и в предыдущие дни, как будто ничего не произошло, и меня не арестовывали. Холопы, пользуясь отсутствием господ, лениво слонялись по двору, судачили кучками в доме. Шесть человек дворни, включая управляющего, пристроившись в тени барской избы, играли в зернь, азартную игру, запрещенную повсеместно, тем не менее процветавшую и очень популярную. Я подошел, но никто не поздоровался. Видимо, арест так снизил мой статус, что я перестал быть хозяйским гостем. Сам управляющий лишь мельком взглянул на меня и демонстративно отвернулся, не желая отвлекаться от захватывающего развлечения. Я стоял, надеясь, что меня все-таки заметят. Наконец управляющий соизволил увидеть нежданного гостя.
— Хочешь поиграть? — осклабившись редкозубым ртом, спросил он меня, меча кости.
— Нет, не хочу, — сердито ответил я и пошёл своей дорогой.
— Смотри, пожалеешь, — крикнул он вслед.
В моей каморе все было, как вчера утром, не хватало только одежды, денег и прочего имущества. Ничего другого не оставалось, как вновь идти к управляющему.
— А, что я говорил, надумал! — радостно приветствовал он мое возвращение.
— Где мои вещи? — спросил я.
— Какие вещи? — рассеянно удивился он, азартно бросил кости и от полноты чувств хлопнул себя по колену. — Не хочешь играть, так не мешай!
Невинность была полнейшая. Как говорится: не пойман — не вор, хотя вор и был в наличии.
— У меня украли вещи и деньги, — сообщил я. Наконец он удостоил меня мимолетным вниманием:
— Какие еще деньги? А я-то здесь при чем?
— При том, — ответил я, стараясь не превратиться в нудного просителя. — Разберись, кто украл, и все верни.
— Я ничего не знаю, может быть, у тебя ничего и не было! Так каждый скажет, что у него что-то пропало, а я за все отвечай! — возмущенно воскликнул он, апеллируя к игрокам. Те дружно заулыбались, подыгрывая начальству.
Я понял, что доказывать, обращаться к совести совершенно бесполезно. Нужно было предпринимать что-то радикальное.
— Значит, о моих деньгах ты ничего не знаешь?
— А что я должен знать?! Ты смотри, говори, да не заговаривайся! Ишь, какой умный нашелся!
Пока он не начал наглеть, у меня еще оставались сомнения в его участии в краже, теперь их больше не было. Нападение в этом случае не оказалось лучшей защитой, скорее наоборот, показало, чья кошка сметану съела.
— Если ты немедленно не вернешь, все, что украл, — негромко сказал я, — то тебе мало не покажется!
— Что?! Что ты сказал! — грозно воскликнул он, вставая, и тотчас вслед за ним начали подниматься на ноги остальные мужики.
Я оказался перед стеной наглых, откормленных холопов и невольно отступил на шаг, чтобы не дать им себя окружить. Такая робость вдохновила, и управляющий плюнул мне под ноги.
— Иди отсюда, покуда жив, — высокомерно сказал он, кося взглядом на восхищенных такой смелостью товарищей.
Последние два дня были для меня достаточно трудными, и я почувствовал, что готов сорваться.
К сожалению, этого не поняли холопы. Они решили, что вполне могут покуражиться над раненым человеком, к тому же имеющим проблемы с законом.
— Ату, его ребята, — дурашливо закричал управляющий и, растопырив пятерню, полез пальцами в лицо. Остальные заржали и начали дурашливо приседать, кривляться и улюлюкать. На дармовое развлечение со всех сторон стала сбегаться дворня.
Я невольно потянул руку к эфесу. Первым порывом было вытащить саблю и порубить всю компанию. Однако я сумел совладать с собой и пошел по самому трудному бескровному пути, поймал управляющего за руку, вывернул ее так, что у него вышел плечевой сустав, а сам шутник завизжал совершенно неприличным фальцетом.
Игроки сначала дернулись выручить товарища, но я так повернул тому руку, что новый захлебывающийся от боли и страха вопль удержал их на месте.