Относительно батюшки он слукавил, а вот поповская дочка и правда была весьма симпатичная, из категории кукольных, ангелоподобных блондинок, с большими наивными лазоревыми глазами, льняными кудряшками, кокетливо выбивающимися из-под скромного платочка, пухлыми щечками и яркими полными губками. Короче говоря, идеальная мечта селянина.
— Как эти? — кивнул я на избу. — Не балуют?
— Не знаю, они во двор не выходили, — ответил он. — Пусть только попробуют!
У парнишки лицо стало таким непривычно злым, что мне показалось, что я вот-вот потеряю оруженосца. Теперь ему стало ясно, кого он призван охранять.
— Как, матушка, — спросил я попадью, подойдя к лавочке, за которой сидели мать с дочкой, — хорош у меня парень?
— Ты бы моего сыночка увидел, — ответила женщина, — тогда бы говорил.
— Братца и сестрицу на туретчину в полон угнали, — вмешалась в разговор Катя, — остальные братья и сестры в младенчестве умерли. У родителей только я одна осталась.
У родителей только я одна осталась.
— Неправду говоришь! — воскликнула попадья. — Наш Варфоломей в Москву поехал и скоро назад воротится!
Я внимательно посмотрел на матушку. Похоже, с головой у нее было не все ладно: взгляд блуждал, не останавливаясь ни на чем конкретном, в то время как влажные губы собирались в умильную улыбку.
— Давно их угнали? — тихо спросил я Катю.
— Давно, я совсем маленькая была.
Работорговля на Руси была большой, почти неразрешимой проблемой. Существовала целая индустрия вывоза русских людей в восточное рабство. У державы были такие большие границы, что защитить граждан от постоянных набегов южных соседей правительство не могло.
Создавалась целая система городов-крепостей, пытались перекрыть дороги, но без Великой китайской стены сделать это было нереально.
— Нравится тебе Ваня? — тихо спросил я девочку, когда паренек отошел в сторону, а матушка отвлеклась на бродящих по двору кур.
— Не знаю, — ответила она, отводя взгляд, — парень как парень. Меня все равно за духовного выдадут, чтобы было кому тятин приход передать.
Как все женщины, поповна оказалась более реалистична, чем пребывающий в розовом тумане юноша.
— А если он пойдет в дьяки? — задал я провокационный вопрос.
Ответ оказался предельно лаконичный:
— Тогда я против родительской воли не пойду. Как они скажут, так и сделаю.
Идея пристроить паренька мне понравилась. Хотя он и помогал мне в странствиях, но одному было удобнее. Отправить его в родную деревню на холопство я не мог, а тут подворачивалась возможность одним выстрелом убить двух зайцев.
— Хочешь, я поговорю о Ване с твоим батюшкой?
— Не знаю, если тебе не в тягость, то поговори. Думаю, худого в этом не будет.
Какова была система подготовки священнослужителей в это время, я не знал. Предполагал, что, скорее сего, их пестуют в монастырях, но поговорить с отцом Петром, действительно, было бы не худо. Однако священник как ушел с утра в собор, так до сих пор и не возвращался. Тогда я сам отправился на поиски. Я уже говорил, что церковь в Богородском была бедной. Икон едва хватило на украшение алтаря. Только возле плохо выписанного лика Спасителя горела одинокая свеча. Отец Петр стоял перед иконой Сына божья на коленях и молился.
Я подождал, когда он кончит, не дождался и тихо вышел из храма. До вечера заняться мне было нечем, потому я решил его все-таки дождаться и переговорить о своем рынде.
Мимо церкви проходил крестьянин, приблизившись к паперти, он снял шапку, перекрестился и остался стоять на месте, с интересом глядя на нового человека. Заметив, что я на него смотрю, он подошел ближе и опять сиял шапку:
— Доброго здоровьишка, боярин, — вежливо поздоровался он, низко кланяясь.
Я ответил, ожидая, что тот будет говорить дальше. Лицо у него было заинтересованное и лукавое. Постояв на месте, он спросил:
— Никак в Москве, слышно, новый царь?
— Говорят, — ответил я, — только я сам там не был.
— Понятно, — сказал мужик, разом теряя ко мне интерес. — Думал, у тебя узнать, правду люди говорят, что нашелся младший сынок царя Ивана Васильевича.
Какая нужда была крепостному крестьянину в Московском царе, я не знал, думаю, как и он сам.
— А что за нечистые в вашем лесу обитают? — задал я интересующий уже меня вопрос.
— Какие еще нечистые? — удивился крестьянин.
— Ну, те, что вчера на стрельцов напали.
— Это, которые, у отца Николая на постое? — уточнил он.
— Да.
— То, поди, наши местные парни балуют.
— Какие еще парни! Хорошее баловство, за раз четверых стрельцов убили!
— Про то нам ничего не известно, а вот на черта зря напраслину возводят. Нет там нечистого, лес как лес.
— Может быть, ты меня туда вечером отведешь? — неожиданно для самого себя предложил я.
— Нет, на баловство у меня времени нет.
— Я заплачу.
— Сколько?
— Да хоть пару московок.
— Три, — вышел он со встречным предложением. — За три отведу, да по такой тропе, о которой никто, кроме меня, не знает.
— Ладно. Тогда приходи сюда, как стемнеет.
— А ты не обманешь?
— Не обману.
На том и порешили, крестьянин ушел по своим делам, а я продолжил ожидание.
Наконец отец Петр вышел из храма. Я подошел под благословение.