— Тогда, значит, ты друг плохого вождя.
— Я ему не друг, — с силой произнес Парсел. — Я ушел из ассамблеи перитани, желая показать, что я не одобряю его действий. И пришел разделить с тобой свою землю.
Тетаити склонил голову.
— Адамо, — проговорил он, — ты хороший человек. Но этого еще мало
— быть просто хорошим. Ты говоришь: «Я вместе с вами терплю несправедливость». Но ведь несправедливости этим не исправишь.
Среди таитян послышался одобрительный шепот. Когда он стих, Меани расцепил пальцы, положил ладони на колени и качал:
— Слово моего брата Тетаити — верное слово. Но неправда, что Адамо друг плохого вождя. Он боролся с ним силой, словами, хитростью. С самого начала он боролся против него.
С самого начала он боролся против него. И не следует отворачивать голову от моего брата Адамо только потому, что Адамо не хочет проливать кровь. Адамо говорит о кровопролитии, как моа. Я, Меани, сын вождя, я обнажаю плечо перед Адамо, — добавил он, поднимаясь с земли.
Он выпрямился во весь рост, глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу и застыл в непринужденной позе, величественный, как статуя, бросив мускулистые руки вдоль тела.
— Люди, — продолжал он, — нельзя судить об Адамо как о прочих перитани. На нашем большом острове Таити побывало немало перитани, но ни у кого не было таких золотых волос, таких светлых глаз, таких румяных щек, как у Адамо. Поглядите, люди, на румяные щеки Адамо, — загремел вдруг Меани, взмахнув рукой и изящно поведя плечами, как будто румянец и нежная кожа Парсела уже сами по себе порука его честности.
Хотя этот довод показался . самому Парселу до смешного неуместным, на таитян он, произвел сильное впечатление. Они поглядывали на румяные щеки Парсела даже с каким?то уважением, и уважение это еще усилилось, когда Парсел покраснел под их взглядами.
— А сейчас, — продолжал Меани, — когда этот человек, чьи щеки подобны отсвету зари, приходит к нам и говорит: «Я хочу разделить с вами свою землю», мне Меани, сыну вождя, это предложение приятно. Это не значит, что оно справедливо. А все?таки приятно.
Широким изящным жестом руки, так напоминавшим движения Оту, он обвел присутствующих и проскандировал, вернее пропел, как стихи:
— Адамо не принес справедливости, но он принес дружбу.
Он уронил руки вдоль тела и, согнув колени, опустился на землю мягким изящным движением. «Хорошо сказано», — горячо одобрил Меоро, и Кори повторил за ним как эхо: «Хорошо сказано!» Потом Кори поднялся с места и, размахивая длинными, как у гориллы руками, присел рядом с Меоро, прислонившись плечом к его плечу.
Тут поднялся Тими. И сразу же Парсел почувствовал, что в воздухе запахло грозой. Однако во внешности Тими не было ничего угрожающего. Среди таитян он был самый малорослый, самый тоненький и, пожалуй, — самый красивый. Его безбородое лицо озаряли глаза, похожие на глаза антилопы — длинные, косо поставленные, приподнятые к вискам, осененные длинными, густыми, как трава, ресницами. Непомерно большая радужка занимала почти весь глаз и лишь в самых уголках поблескивал голубоватый белок. Эта особенность придавала взгляду Тими какую?то меланхолическую нежность, но редко кому удавалось полюбоваться прелестью этих глаз, ибо Тими, как девушка, обычно не поднимал скромно опущенных век.
— Меани сказал и не сказал, что Адамо — моа, — начал он певучим низким голосом. — Возможно, Адамо — действительно моа. Возможно, Уилли тоже моа. Возможно, и Ропати тоже. Возможно, среди перитани вообще много моа…
Начало его речи прозвучало намеренно дерзко, тем паче что Тими с умыслом избегал смотреть на Парсела. «Вот он — враг», — подумалось Парселу.
— К нам пришли трое перитани, — продолжал Тими, даже не взглянув в их сторону, — и сказали: «С вами, таитянами, поступили неправильно. Мы протестуем против такой несправедливости. И мы разделим с вами нашу землю!» А мы, таитяне, мы говорим: «Такой раздел несправедлив. Мы не желаем такого раздела». После чего трое перитани уходят к себе, берут свои земли и обрабатывают их. А мы, мы останемся совсем без земли.
Тими вытянул вперед правую руку и растопырил пальцы. Выразительность ареста не оставила зрителей равнодушными. Всем почудилось, будто Тими держал полную горсть земли, и вдруг земля ушла у него сквозь пальцы.
— И выходит, — добавил он, не сжимая пальцев, — что трое перитани будут пользоваться своими землями, а мы, мы останемся ни с чем.
Он опустил руку и добавил с едкой усмешкой:
— И однако трое этих перитани говорят, что они против несправедливости.
Тими выдержал паузу, посмотрел на Корн и Меоро, как бы желая убедить именно их в правоте своих слов, и добавил все так же ядовито:
— Во время раздела женщин эти трое перитани тоже были против. Конечно, приятно видеть, как они призывают к справедливости! Каждому понятно, что они наши друзья. Однако их возражения ни к чему не привели. После всех их споров шестерым таитянам достались только три женщины. А эти трое перитани имеют по женщине на каждого.
Оратор сел, и Парсел невольно восхитился про себя, с каким искусством Тими намекнул, что трое перитани сначала всегда протестуют против несправедливости, а в итоге выигрывают…