Он обнял Авапуи за плечи, а потом тихонько подтолкнул ее в спину между лопатками.
Она просунула ноги в отверстие, уперлась руками в землю и, изогнувшись, проскользнула на другую сторону. Парсел наклонился и высунул голову в отверстие.
Парсел наклонился и высунул голову в отверстие. Глаза его привыкли к темноте, и он смотрел вслед Авапуи, пока она прыгала с камня на камень. В черной воде камни казались маленькими белесоватыми островками. Ноги Авапуи выделялись на них темными пятнами. Повыше мелькала ее светлая юбочка из коры, а порой «виднелись и ее черные плечи: когда она взмахивала руками, они слегка вырисовывались на более светлых стенах пещеры. Парсел еле различал движения ее бедер, но при каждом прыжке с удивительной отчетливостью слышал сухой шелест полосок из коры. Вдруг еле заметный отсвет коснулся ее волос и окружил голову легким прозрачным ореолом. Но это длилось лишь мгновение. Верхняя часть ее тела как будто растворилась в воздухе, пятно юбочки померкло, и Авапуи исчезла за поворотом.
Парсел вернулся на ложе из листьев и погрузился в сон, но почти тотчас же проснулся. Ему было очень холодно, в пещере стояла гробовая тишина. Он закрыл глаза и снова забылся, но так и не нашел покоя. Слова, образы, картины непрерывно проносились у него в голове с сумасшедшей скоростью. Это было какое?то наваждение, он не мог ни заснуть, ни окончательно проснуться. «Ману?фаите», Итиа, голос Масона, выстрел, тишина, два выстрела, Уилли убит, голос Мэсона говорит «виновен», приступ тошноты под папоротниками, Амурея, головы в «пуани», Омаата, ее громадная черная рука на плече Мэсона, «дай мне эту рыбу», Тетаити, дверь захлопывается, раздается выстрел, подлесок безлюден, помни меня там, маленькие пальмы, черные пряди на стволах, головы в «пуани», Амурея, голос Авапуи, только голос, без единого слова, Итиа, я боюсь, я боюсь, о брат мой, никогда не забывай, как душно под баньяном, женщины что?то говорят, говорят, я — «Ману?фаите», Тими, его жестокие глаза, острие кинжала, я прыгаю, я не прыгаю, у меня ноги прилипли к земле, тупапау, говорит Авапуи дрожащим голосом, и вдруг очень громко: «Тупапау!»
Голос показался ему таким громким и близким, что он проснулся, сел и огляделся кругом. Он встал, поднес руку ко лбу и услышал как будто шлепок ладонью по воде в соседней галерее и за ним глухой стук. Звуки были так слабы, что Парсел усомнился, слышал ли он их, но в ту же секунду они повторились. Шлеп — стук! Он прислушивался, задерживая дыхание. Стояла полная тишина. И вдруг его осенило. Плита. Каменная плита в — залитом водой туннеле. Она шлепнула по воде и снова стала на место. Это вернулась Авапуи. Она была по ту сторону каменной стенки, в нескольких метрах от него. «Так скоро?» — подумал он с удивлением. И нагнулся было к отверстию.
Однако он тут же замер на полдороге, пораженный глубокой тишиной. Авапуи, подгоняемая страхом перед тупапау, бежала бы со всех ног. Он услышал бы, как она прыгает с камня на камень и как шелестят полоски коры при каждом ее движении. Бесшумно и очень медленно приблизился он к отверстию и прижался правым глазом к небольшой трещине. В десяти шагах он разглядел тонкий силуэт человека, стоявшего, притаившись на камне, с ружьем в руках.
Во рту у Парсела пересохло, ноги задрожали. Он огляделся. Спрятаться некуда. Бежать невозможно. Перед ним колодец. А кроме колодца, выхода нет. Если Тими войдет в пещеру, он увидит постель из листьев и пойдет дальше в туннель. Парсел почувствовал, что заперт в этой ловушке, как крыса в норе, а по ту сторону стоит Тими с ружьем и ножом в руках. Пот струился у него под мышками и по бокам, ладони стали влажными, он прислонился к каменной стенке и уже чувствовал, как холодный клинок пронзает ему внутренности.
Он сделал отчаянное усилие, пытаясь глотнуть, но рот пересох и язык прилип к гортани. Под ложечкой он чувствовал ужасную пустоту, и его била мелкая дрожь. Ему неожиданно вспомнилось выражение «дрожать, как осиновый лист», и он впервые оценил его меткость. Казалось, он не в силах унять трепет, сотрясавший все его тело. Безвольный, безгласный, словно разбитый параличом, он с мерзким чувством бессилия и стыда наблюдал эту неуемную дрожь.
Хотя он крепко сжал челюсти, щеки его тряслись как желе.
И вдруг по ту сторону отверстия он услышал вздох. Тими сумел пробраться сюда бесшумно, как кошка, но ему не удавалось справиться со своим дыханием. Парсел прислушался и вздрогнул от удивления. Тими тоже боялся. Он отыскал след Парсела, но ему, очевидно, пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы заставить себя войти в пещеру. Боялся он не Адамо, а тупапау!
Стоя в нескольких футах от дыры, Парсел прижался к стене, приложил ухо к камню и слушал неровное, свистящее дыхание своего врага. Как Тими жаждет его смерти, если пересилил даже ужас перед тупапау! Парсел сжал зубы. В этом страстном желании убить, ближнего было что?то отвратительное. Таитянки говорили, будто Тими боится мести Адамо. Неправда! Парсел был убежден, что это не так. Преследовать безоружного человека вот что привлекало Тими! Месть, война — это только предлог. Пытать Амурею, взрезать живот Ивоа и уничтожить ее ребенка, убить Адамо — вот что опьяняло его, потому что было легко. «Мерзкий трус!» — подумал Парсел с внезапной яростью и сразу перестал дрожать. Он огляделся вокруг, ощупал карманы — у него не было даже ножа. И первый раз в жизни он пожалел, что безоружен.