Он опустил ногу, вынул пулю из кармана и, пройдя через комнату, передал ее Мэсону. Все трое пристально следили за ним.
— Вы убедитесь сами, — продолжал он, отчеканивая каждое слово, — что эта пуля английская…
— Не понимаю… — начал было Мэсон.
— Это ложь! — крикнул одновременно с ним Смэдж.
Парсел указал на него рукой.
— Посмотрите на Смэджа, капитан! Уж он?то понял! Он сразу понял! У таитян французские ружья. Значит, стрелял не таитянин.
— Ложь! — вопил Смэдж. Крупные капли пота выступили у него на лбу.
— Замолчите, Смэдж! — приказал Мэсон.
Он так и этак крутил в пальцах пулю, ошеломленно глядя на нее.
— Это и вправду английская пуля, — сказал он, помолчав. — Но я не понимаю, зачем Смэджу вас убивать?
— Смэдж имел виды на Ивоа.
— Вы хотите сказать, что Смэдж пытался вас убить, чтобы… жениться на вашей жене?
— Вот именно. Однако он просчитался. Если бы меня не стало, он ненадолго пережил бы меня.
Парсел кинул быстрый взгляд на Смэджа: тот сидел весь бледный, скорчившись на табуретке. Маклеод негромко хихикал.
— Ничего не понимаю, — хмуро бросил Мэсон. — Зачем Смэджу зариться на чужую жену? Ведь он уже женат.
Парсел посмотрел на капитана. В некоторых вопросах наивность Старика просто непостижима. Да и была ли это наивность?
— Почему Тими убил Джонса? — спросил Парсел.
— Это другое дело, — высокомерно бросил Мэсон. — Но ведь мы британцы. Мы не дикари.
— Поверьте, — возразил Парсел, — даже в Великобритании существуют люди, которые готовы убить соседа, лишь бы завладеть его женой.
Мэсон покраснел и отвернулся со смущенным и гневным видом.
— Не понимаю, что нам могут дать все эти рассуждения. Мне лично они кажутся крайне безнравственными.
— Я тоже скажу вам мое мнение, — вдруг протянул Маклеод. — Вся эта история — выдумка, основанная на том, что черные поломали ружья охраны водоносов. А кто рассказал нам эту историю? Парсел. А откуда он выкопал эту историю? От Амуреи. А где она, Амурея? В чаще. И вот вам итог: мы знаем это только от Парсела, а доказательств у него нет. Теперь другое предположение: черные ничего не ломали. Тими берет английское ружье и палит в Парсела, когда тот выходит утром на крыльцо…
Парсел бросил на него негодующий взгляд. Минуту назад Маклеод хихикал над Смэджем, а теперь спешит ему на выручку.
— Вы забываете, однако, — сухо заметил Парсел, — что для Тими было бы очень рискованно стрелять в меня среди бела дня, сидя в чаще против моего дома. Чтобы уйти назад, ему пришлось бы пересечь всю Ист?авеню или Вест?авеню. А там его легко бы заметили.
Этот тактический аргумент подействовал на Мэсона.
— Пожалуй, верно, — сказал он, опустив глаза на пулю, — к тому же я не понимаю, зачем Тими менять ружье. Французские ружья превосходны и легче наших.
С минуту он размышлял, затем поднял голову и поглядел на Парсела.
— Однако все это лишь подозрения, и у вас нет доказательств, При таком положении дела ваш отвод недействителен.
Говорил он решительно, но было видно, что этот инцидент лишил его прежней уверенности. Парсел протянул руку, и Мэсон вернул ему пулю.
— Я не спрашиваю вас, — сказал Парсел, поворачиваясь к нему спиной и подходя к столу, — был ли Смэдж с вами утром, когда вы услышали выстрел. Я не хочу ставить вас в затруднительное положение.
Он взял связку бананов, лежавшую на столе, выбрал себе один плод, оторвал от связки и принялся его чистить. Затем присел боком на край стола, спокойный, хладнокровный, и молча поглядел на Масона. Челюсть еще немного побаливала, когда он открывал рот, но от тошноты не осталось и следа.
— Смэджа с нами не было, — подумав, сказал Мэсон.
Парсел слегка поклонился ему.
— Благодарю вас за это признание, — сказал он, переставая чистить банан. — А также благодарю за то, что вы признаете кое?какие подозрения против Смэджа правильными. Но меня, признаться, удивляет, что после этого вы утверждаете, будто Смэдж имеет моральное право судить меня.
Теперь Маклеоду было уже нескучно.
Теперь Маклеоду было уже нескучно. У него хватает смекалки, у нашего архангела Гавриила! Как ловко он посадил на мель капитана с этой английской пулей! Маклеод прищурил глаза и вспомнил недавние времена, когда они устраивали собрания и архангел Гавриил представлял оппозицию. Бог ты мой, вот тогда он не скучал! Приходилось держать ухо востро и все время лавировать против этого ангела! Все время стараться выбросить его на риф! Хорошее было времечко! И все испортили эти окаянные черные! Он так крепко сжал зубы, что у него даже челюсти заныли. «Проклятые ублюдки! — подумал он с яростью. — Но им не видать шкуры родного сынка моей матушки! Ну нет! Он им не дастся. Быть может, он один. Один из всех белых и черных. Уцелеет он один из всех белых и черных ублюдков, будь они прокляты! И остров будет моим! — подумал он во внезапном порыве радости. Набрав полную грудь воздуха, он широко открыл глаза и посмотрел на вершину горы. — Бог ты мой! — подумал он.
— Весь остров будет моим!»
Чем дольше тянулось молчание, тем больше Мэсон приходил в замешательство. Отсутствие Смэджа в момент выстрела окончательно убедило его, но он уже не мог отказаться от своего решения и чувствовал, что это значительно ослабляет его позиции. В то же время он был сверх всякой меры шокирован поведением Парсела. Где же это видано, чтобы подсудимый садился на стол и лакомился бананами перед лицом судей! Но с другой стороны, Парсел у себя дома. Если разобраться, это его стол и его бананы, он имеет право распоряжаться ими как ему угодно — тут ничего не скажешь. Впервые в душе Мэсона столкнулось уважение к общепринятым формам с уважением к частной собственности, и это столкновение лишило его дара речи.