Сначала у него мелькнула мысль построить обычную палубу со шкафутами по бокам, чтобы можно было проходить на нос. Но по зрелом размышлении он склонился к носовому козырьку. Палуба будет цельная, что упростит ее постройку, сделает ее более прочной и оставит больше пространства для каюты. Приняв это решение, он занялся двойным изгибом палубы: спереди назад она должна быть вогнутой, а от борта к борту — выпуклой. Продольный изгиб не представлял трудности. Удлинив на 40 сантиметров каждый из стрингеров, идущих от носа к корме, и соединив их концы, можно было получить удовлетворительный профиль. Поперечный профиль создать было труднее: он должен был, по?видимому, получиться с помощью бимсов, на которые опирается палубный настил, — форму их надо было рассчитать и вычертить. Парсел вспомнил, что его когда?то учили строить такие кривые, но больше он ничего не помнил. У него мелькнуло сожаление о Маклеоде, и он сам себе удивился. Прогнав эту мысль, он решил порыться в судовой библиотеке и пока отложил решение этой задачи.
Он принес с собой карандаш и бумагу и принялся обмерять шлюпку, чтобы набросать эскиз. Когда он окончил свое занятие, то увидел, что ему здесь больше нечего делать и он зря принес с собой инструменты. Первым делом ему следовало составить план, вычислить изгиб бимсов и начертить их мелом на полу своей хижины,
Он вышел на берег и поискал взглядом женщин. Увидел он их не сразу, но вскоре из громадного пенного гребня волны выступили мощные округлые плечи Омааты. Возле нее вынырнули две темные головки, казавшиеся детскими рядом с ее крупной головой. Из воды вытянулась рука, помахала ему, и три голоса закричали хором, четко отделяя каждый слог: «А — да — мо! А — дамо! А — да — мо!» Эхо запрыгало с утеса на утес и прокатилось по всему берегу.
Из воды вытянулась рука, помахала ему, и три голоса закричали хором, четко отделяя каждый слог: «А — да — мо! А — дамо! А — да — мо!» Эхо запрыгало с утеса на утес и прокатилось по всему берегу.
Парсел не шевельнулся. Он ждал, что женщины снова проскандируют его имя. Тень скалистого склона, казалось, с каждой минутой удлиняется у него на глазах. И Парселу почудилось, что он ощущает вращение земли, несущей на своей грязной коре всех людей со всеми их преступлениями. «А — да — мо! А — да — мо!». От этого напевного призыва у него побежали мурашки по спине. Все нервы затрепетали. Вокруг была щемящая сердце красота. Распустив длинные черные волосы по плечам, ваине махали руками, словно пальмы ветвями. Они были на ярком свету, а он в тени, как будто в другом полушарии, далеко от них, на другой стороне земли.
Он разделся и побежал к ним по красному песку. Берег круто спускался к морю, Парсел мчался вниз с бешеной скоростью и перескочил черту тени от утеса; песок стал цвета охры, лазоревое море сверкало алмазами, и когда он нырнул в него, то почти не ощутил прохлады. Прибой сразу подбросил его вверх, на немыслимую высоту, погрузил в бешеный водоворот белой пены и темно?синей воды и единым могучим взмахом выкинул на берег.
Уже через минуту Парсел лежал в одиночестве на пляже, а женщины все не выходили из воды. Ороа, Ваа и Тумата присоединились к ним. Несмотря на поздний час, Парсел чувствовал жар солнца на обожженных плечах. Он перевернулся на спину, закрыл глаза и положил руки. на лоб, чтобы защитить их от солнца. Затем сжал губы. Ох, только бы не думать! Прошла еще минута. Он видел лишь красный свет за сомкнутыми веками и расходившиеся от него круги.
Невдалеке раздались громкие голоса. Он вздрогнул, отнял руки, открыл глаза. Сначала в нем возникла лишь смутная тревога, грудь сдавила тяжесть, горло перехватило, словно петлей. Потом правда сразу ударила его как острый нож: Меани умер. Парсел огляделся вокруг. Ничто не изменилось. Солнце все такое же. Вот море. Песок. Голоса женщин. Тень утесов. Земля кружится, кружится… Земля? Зачем нужна земля? Его выбросило на песок, как ракушку… Да, именно как ракушку, иначе не скажешь, и как ракушка он пуст, совсем пуст… Парсел перевернулся, погрузил пальцы в песок, он задыхался… Он не может даже заплакать, так пусто от этой утраты!
Немного погодя он встал и бросился в воду. Снова прибой подхватил его, но синяя вода теперь казалась ему более темной, угрожающей. Он испытал облегчение, когда уносивший его от берега поток был остановлен встречной волной. Едва почувствовав под ногами песок, он бросился бежать от догонявшей его волны. Он остановился, задыхаясь. Женщины сидели кружком на песке и расчесывали свои длинные черные волосы. И тут он заметил бежавшую к ним со скалистого берега Итию; она казалась совсем крошечной на широко раскинувшемся пляже, позади которого вздымалась высокая каменистая гряда. Подбежав к Парселу, она вдруг повернула, сделала крюк, вышла на солнце, пробежала еще несколько метров и бросилась в объятия Омааты. Она с трудом перевела дух, потом наклонилась к Омаате и шепнула ей что?то на ухо.
— Адамо, — громко сказала Омаата, — Ивоа не придет.
Женщины перестали расчесывать волосы, и все взгляды устремились на Парсела. Он промолчал. Глаза его перебегали с Омааты на Итию.