Омаата сделала еще несколько шагов, солнечный луч, прорвав черные тучи, скользнул по ее фигуре, и матросы могли теперь сколько душе угодно любоваться мощными выпуклостями.
Парсел прищурился. Матросы походили на котов, восхищенно и боязливо любующихся огромной тигрицей.
— Жоно! Жоно! — крикнула Омаата своим грудным голосом.
— Да иди же ты! — обратился Маклеод к Джону Ханту, подталкивая его в спину.
Хант повиновался и, тяжело ступая, приблизился к Омаате. Он был одного с ней роста, такой же массивный, разве что чуточку пошире, и весь от подбородка до лодыжек покрыт волосами, чем заслужил уважение таитян, лишенных растительности на теле. Джон глядел на Омаату своими маленькими свиными глазками. Его покрытое рыжей щетиной лицо, казалось, было размозжено, расплющено ударом нечеловеческой силы, отчего раздалось чуть ли не вдвое в ширину и утратило нормальные очертания. Однако вид у него был сейчас не такой сонный, как обычно, и даже казалось, что он вот?вот улыбнется. А Омаата хохотала, показывая свои крупные белые зубы, и отсветы закатного солнца играли в ее огромных, как озера, глазах. С минуту они простояли лицом к лицу; потом Омаата, видимо, поняла, что ее Жоно тяжелодум и не следует его торопить. Она взяла его за руку, втянула в круг танцующих я, не спуская с него глаз, начала волнообразно вращать бедрами, гортанно подпевая в такт пляске.
— Жоно! Жоно! Жоно! Таитяне, хлопая в ладоши, приблизились к Ханту. Меани дружески ударил его по плечу и начал плясать с ним рядом, как бы желая приободрить.
А Омаата скандировала без передышки:
— Жоно! Жоно! Жоно! Вдруг Хант шевельнулся, слегка согнул в колене ногу, потом другую и, неуклюже размахивая руками, стал топтаться на месте как медведь, не отрывая своих маленьких голубоватых глазок от Омааты. В эту минуту черные тучи, заволакивавшие небосвод, вдруг слегка разошлись, и, хотя теплый тропический дождь лил с прежней силой, на западе низко над морем проглянуло солнце. И сразу на фоне чернильно?темного неба с почти фантастической четкостью вырисовался весь белый силуэт «Блоссома», с его мачтами, парусами, палубой; солнечные лучи, пробежав по морю длинными ровными полосами, вдруг сбоку, почти горизонтально осветили группу танцоров, отбросив на палубу их нелепо вытянутые тени, позолотив рыжую шерсть Ханта.
— Жоно! Жоно! Жоно!
В грудном голосе Омааты слышалось одновременно воркование и звериный рык, а Хант, огромный, рыжий, выделявшийся белизною кожи среди смуглотелых таитян, опять затоптался на месте, покачивая в такт песни своей крупной лохматой башкой.
— Жоно! Жоно! Жоно!
Омаата мелкими шажками приближалась к Ханту, мерно вращая широкими бедрами, не спуская с него пристального взгляда больших черных глаз, покорно вывернув ладони. Наконец она подошла к нему вплотную, и с минуту они плясали лицом к лицу. Вдруг Хант испустил какое?то нечеловеческое рычание, выпрямился во весь рост и с размаху опустил свои огромные красные лапищи на плечи Омааты. А она, заливаясь воркующим смехом, вырвалась с поразившей всех быстротой из сжимавших ее рук и бросилась бежать, а за ней Хант. Описывая по палубе широкие круги, она поминутно оборачивалась поглядеть, бежит ли за нею Хант, и заливалась гортанным смехом. Потом вихрем слетела вниз по трапу, ведущему в кубрик, а следом по ступенькам прогрохотал Хант. Матросы хохотали до упаду. Смэдж в своей норе вытянул ноги, отвернулся и с отвращением сплюнул в море.
— Лейтенант, вас зовет капитан, — раздался голос Уайта. Парсел вздохнул, спустился в свою каюту переодеться и направился к Мэсону.
Ножки капитанского стола красного дерева были привинчены к полу четырьмя деревянными винтами, и сам Масон, сидевший за столом, тоже, казалось, был наглухо привинчен к стулу. В полной форме, при галстуке, безукоризненно подтянутый, он был странно чужд всему, что происходит на палубе, словно житель иной планеты.
Увидев Парсела, он ткнул пальцем в какую?то точку на карте и изрек:
— Вот здесь.
Парсел обошел стол и нагнулся.
Увидев Парсела, он ткнул пальцем в какую?то точку на карте и изрек:
— Вот здесь.
Парсел обошел стол и нагнулся. Примерно на полпути между островом Рапа и островом Пасхи Мэсон начертил карандашом на карте маленький крестик. Парсел вопросительно взглянул на капитана, и Мэсон повторил:
— Вот здесь. Это тот самый остров. Если ветер не стихнет, мы будем там послезавтра вечером. Парсел посмотрел на карту.
— На Таити вы говорили о еще не открытом острове.
— Он и не открыт, — живо подхватил Мэсон. — В своих «Рассказах о путешествии к Южному полушарию» Джексон упоминает об этом острове, но на картах адмиралтейства он не обозначен. Даже на самых последних, как, например, на этой. Официально острова не существует. Однако Джексон указывает его долготу и широту, и благодаря этому мне удалось установить его местоположение на карте и наметить курс.
Парсел поднял глаза на своего собеседника.
— А не кажется ли вам, что любой другой капитан тоже может прочитать рассказ Джексона, и если он очутится в тех краях…
— Я уже думал об этом, мистер Парсел, — прервал его Мэсон. — Вы правы, это риск, но риск не так уж велик, учитывая, что остров почти недосягаем для судов. Если верить Джексону, остров гористый, с крутыми берегами, там нет ни бухты, ни залива и, по?моему, туда из?за бурунов трудно добраться даже на вельботе. Джексону самому так и не удалось высадиться. Однако он подплывал к острову достаточно близко и поэтому сумел дать его описание. В окружности остров имеет примерно пять миль, покрыт он мощной растительностью, и всю его территорию пересекает поток. Заметьте, Джексон побывал там в жаркое время года, следовательно, у нас есть все основания предполагать, что поток не пересыхает даже в сезон засухи. А это один из наиболее убедительных доводов в пользу острова.