Однако смолчал.
— Итак, признаешься ли ты, мятежник и заговорщик по имени Бао Лунтан, в том, что… — донесся до него злорадный голос дознатчика, — …выполняя обязанности судьи в городе Нинго, состоял в сговоре с начальником уезда, главным казначеем, монахом Банем, генералом Чи Шу-чжао и другими лицами, пытавшимися подло убить сиятельного принца Чжоу?
Ответа вопрос не подразумевал — такова была положенная форма зачтения обвинения, да Бао и не собирался отвечать — поэтому совершенно не ожидал обжигающего удара, обрушившегося на него.
Три удара подряд.
Тяжелым батогом.
Это было больно.
И стыдно.
И выдержать второе было куда труднее, чем первое.
— Признаешься ли ты в том, — как сквозь вату донеслось до выездного следователя, — что, используя свое положение судьи, всячески затягивал следствие и отводил подозрение от истинных виновников, сообщая Чжоу-вану через его распорядителя, который тоже был с вами в сговоре, лживые сведения?
Батог взвился и опустился.
Трижды.
— Признаешься ли ты, что составил облыжный доклад о принце Чжоу и тайком отправил его в Столицу, дабы, обвинив кровнородственного вана, покрыть истинных мятежников?
Три удара.
— Признаешься ли ты, что по поручению начальника уезда вместе с магом-мошенником Лань Даосином ездил на тайную встречу со смутьянами иных уездов, дабы передать послание начальника уезда и монаха-изменника Баня?
Три жгучих, рвущих кожу удара.
На этот раз палач не церемонился, от души хлестал.
Да сколько же пунктов будет в их обвинении?!
…Неужели все?
Чиновник молчал, и палач не спешил пускать в ход свой бич.
— Есть ли у тебя, мятежник и заговорщик Бао Лунтан, что сообщить по существу предъявленного обвинения?
— Есть! — хрипло выдохнул судья и с трудом поднял голову.
Палач глянул на дознатчика и отступил на шаг: не стоит мешать преступнику каяться!
Но на лице заплечных дел мастера отразилось нечто вроде легкого разочарования.
— Во-первых, господин старший дознатчик, я должен заявить, что вы ведете допрос с грубыми нарушениями «Пыточного канона», каковой является обязательным к исполнению всеми судебными чиновниками!
— Не пиши этого, болван! — прошипел дознатчик Голубому Писцу.
— Простите, господин старший дознатчик, но я уже записал! — испуганно ответил тот. — Замазать?
— Тогда, может быть, смутьян просветит нас в этом вопросе? — ехидно осведомился дознатчик у судьи.
— Простите, господин старший дознатчик, но я уже записал! — испуганно ответил тот. — Замазать?
— Тогда, может быть, смутьян просветит нас в этом вопросе? — ехидно осведомился дознатчик у судьи.
— Если бы вы уделяли больше времени совершенствованию в своем деле, — едко ответил выездной следователь, — то знали бы: в первый раз гражданского преступника допрашивают без применения телесных наказаний, и лишь при непочтительном отношении к дознатчику он может быть бит плетьми — а не батогами! — и то не более семи ударов! Если же преступник упорствует в течение пяти дней, то ему назначают регулярное наказание плетьми, до двадцати ударов в день. В следующие пять дней преступника дозволяется бить тяжелыми батогами; дальше идет битье батогами с зажиманием пальцев в тиски, подвешивание на дыбу, пытка горящим веником…
О дальнейшем судье говорить не хотелось, и он умолк.
Голубой Писец увлеченно чиркал кисточкой.
— Записал? — поинтересовался дознатчик.
— Записал! — гордо подтвердил писец.
— Положи отдельно. В протокол не включай, но и не выбрасывай — пригодится.
И снова обернулся к судье Бао.
Палач же смотрел на выездного следователя с нескрываемым уважением.
Впрочем, уважаемый палачом сянъигун этого не видел.
— Мы обязательно воспользуемся вашими рекомендациями, — радушно улыбнулся чиновник, и судья про себя отметил обращение на «вы». — Но ведь никто не мешает нам и ускорить описанную вами процедуру, ведь так? Кроме того, раз мы уже начали с батогов, то глупо было бы возвращаться назад! Вы не находите?
Выездной следователь молчал.
— Однако, я полагаю, — не дождавшись ответа, продолжил старший дознатчик, — что со столь умным и эрудированным в своей области человеком, как вы, уважаемый Бао, нам удастся договориться и без горящего веника. Вы меня понимаете?
Вторично не дождавшись ответа, дознатчик повернулся к палачу:
— Оставьте нас.
Несколько замявшись, палач приковал Бао к кольцу в стене и вслед за стражей покинул допросную залу. Голубой Писец остался на месте, а дознатчик не обратил на него никакого внимания.
«Так он не только голубой, но и доверенный», — с некоторым удивлением понял Бао.
— Итак, — дознатчик хитро сощурился, — хотя вы и обвиняетесь в серьезных преступлениях, но возглавляли заговор, конечно же, не вы. Мы уже выяснили, что за всем этим стояли начальник уезда и преподобный Бань. Главный казначей и отчасти замешанный в этом деле распорядитель принца Чжоу успели дать нам достаточно подробные показания. В том числе и касательно вашей персоны. Разумеется, мы понимаем: вы действовали под давлением начальника уезда, который обманом и угрозами втянул вас в заговор! О готовящемся покушении вы вообще могли не знать, а остальные ваши провинности не столь уж велики, так что в случае чистосердечного признания мы сумеем устроить вам явку с повинной, и вы можете рассчитывать на снисхождение. Скажем, лишение должности и звания, кратковременная ссылка — не более того; в то время как остальные преступники наверняка поплатятся головой. Вам ясен ход моих мыслей?