Меня снова затрясло. Никакое удивление не могло меня согреть.
Она сняла с себя жакет, показав револьвер в кобуре спереди. И набросила жакет на меня. Я не спорила, а наоборот — взялась руками за лацканы и завернулась.
— Ты от беременности дрожишь? — спросила она. — Мне говорили, что ты себя плохо чувствуешь.
Я глупо заморгала, уставясь на нее, пытаясь понять.
— Ты сказала — беременность?
Она состроила гримасу.
— Анита, ради Бога! Я никому не сказала, но они все равно догадаются. Меня вывернуло на месте преступления, чего никогда не бывало. Перри меня вывел во двор. Я не отключилась, как ты, но почти. Немного времени пройдет, пока они догадаются.
— Это не первый осмотр места преступления, на котором меня вывернуло. Даже не четвертый. Со мной давно этого не бывало, но раньше случалось. Тебе наверняка рассказывали, как я блеванула на тело. Зебровски любит рассказывать в подробностях.
— Это да, но я думала, он привирает. Ты же его знаешь.
— Он не привирает.
— Мне ты можешь врать, если хочешь. Но они рано или поздно узнают, если ты не собираешься делать аборт.
— Я не беременна, — произнесла я не без труда, потому что меня так трясло, что говорить было трудно. — Я просто нездорова.
— У тебя озноб, Анита, а не жар.
Как ей объяснить, что у меня бурная реакция на укус вампира и что у меня общий зверь с Ричардом? Не всякую метафизику легко объяснить. По сравнению с ней беременность — вещь простая и нестрашная.
Она схватила меня за руки — как недавно Дольф.
— У меня уже три месяца. А у тебя? Ты мне скажи, пожалуйста, скажи, что я не дура. Что я не загубила свою жизнь, забыв прочитать аннотацию к лекарству.
Меня так трясло, что слова рвались в клочья, но все же я смогла произнести.
— Я — не — беременна.
Она встала и повернулась спиной:
— Хочешь врать — ври, черт с тобой.
Я попыталась что-то сказать, сама не зная что, но она вышла, оставив дверь открытой. Не знаю, хотелось ли мне остаться одной. Меня трясло все сильнее, будто я насмерть замерзала изнутри. Ларри Киркланд был в отъезде, готовился к получению статуса федерального маршала. Он еще не имел четырехлетнего стажа истребителя вампиров и потому не мог получить его автоматом. Интересно, из-за беременности Тамми ему тяжелее вдалеке от нее или легче? А, черт с ними с обоими.
Перри привел ко мне Джейсона. Джейсон тронул меня за руку.
— Ну и ну, да ты ледяная! — Он взял меня на руки, будто я ничего не весила. — Я отвезу ее домой.
— Мы вас проводим мимо репортеров, — сказал Перри.
Джейсон не возражал. Он понес меня вниз по лестнице. Несколько минут мы подождали, пока Перри нашел достаточно живых тел, чтобы пройти перед нами и вокруг клином, расталкивая прессу.
Дверь открылась, солнечный свет ударил мне в глаза, и снова с ревом проснулась головная боль. Я зарылась лицом в грудь Джейсона. Он, кажется, понял, в чем дело, потому что накрыл мне глаза краем жакета Тамми.
— Готовы? — спросил Перри.
— Вперед, — ответил Джейсон.
Вообще-то мне было бы очень унизительно, что меня уносят с осмотра места преступления, как поникший цветок, но сейчас я слишком была занята попытками совладать с дрожью. Все силы я направила на то, чтобы не дать телу развалиться от вибрации. Черт, да что же это со мной?
Мы вышли наружу, двигаясь приличным темпом. Я по громкости криков могла судить, насколько мы близко к репортерам.
— Что с миз Блейк?
— Что у вас стряслось?
— Кто вы такой?
— Куда вы ее несете?
Вопросов было больше, куда больше, и все они сливались в шум океанского прибоя у берега. Толпа напирала. Был момент, когда она сомкнулась вокруг нас, но голос Мерлиони взлетел до крика:
— Все назад! Все назад, или я прикажу очистить площадь!
Джейсон посадил меня в джип, прислонясь ко мне плечом, чтобы застегнуть ремень безопасности. Жакет оказался у меня на лице и — странно — вызвал клаустрофобию.
— Закрой глаза, — велел Джейсон.
Я уже их закрыла, но не стала спорить. Жакет убрался, и солнце ударило в закрытые веки. Я почувствовала, как на меня надевают солнечные очки, и осторожно раскрыла глаза. Чуть лучше.
Перед джипом стояла цепь полицейских в форме и в штатском, удерживающая стаю репортеров, чтобы дать нам выехать. Все камеры смотрели в этот момент на нас. Представить себе не могу, какие будут заголовки в газетах.
Джейсон врубил двигатель и дал задний ход под скрежет шин. Он уже гнал по улице раньше, чем я успела сказать «тебя оштрафуют».
— Я звонил Мике, он ждет. Полезешь в ванну с Натэниелом.
— Чего? — сумела проговорить я.
— Я не знаю точно, что с тобой, но ты ведешь себя как серьезно раненный оборотень. Будто твое тело старается залечить какую-то глубокую травму. Тебе нужен жар и близость твоей группы.
— Я, — зубы застучали так, что слова рубились на куски, — не… — Я бросила попытки составить фразу и остановилась на формулировке: — Не ранена.
— Я знаю, что серьезной раны у тебя нет. Но если бы дело было в укусе вампира, ты была бы теплой на ощупь, горячей, жаркой. А не холодной.
У меня зазвенело в ушах — будто кто-то без конца гремит бубенцами. Звон поглотил голос Джейсона, шум мотора и все на свете. Я потеряла сознание второй раз за два часа. Определенно сегодня не лучший мой день.