Я назвала возмутительную сумму. Он и глазом не моргнул, а полез в карман пиджака.
— Не надо, — предупредила я.
— За кредитной картой, миз Блейк, ничего больше.
Он вытащил руки и раздвинул пальцы, чтобы мне было видно.
— Оформить документы и заплатить вы можете в приемной. А меня ждут следующие посетители.
Он едва не улыбнулся.
— Да, конечно.
И встал. Я тоже встала. Руку никто из нас не протянул. Он замялся у двери, я остановилась позади, не провожая его до выхода, как обычно делаю. Место для маневра, сами понимаете.
— Когда вы сможете сделать эту работу?
— На этой неделе я занята плотно. Может быть, смогу втиснуть вас в следующую среду. Может быть, в четверг.
— А что случилось с понедельником и вторником следующей недели? — спросил он.
Я пожала плечами:
— Все заказано.
— Вы сказали — я цитирую: «Я плотно занята на этой неделе». А потом вы сказали о следующей среде.
Я снова пожала плечами. Было время, когда я совсем не умела врать. Я и сейчас не мастер, но уже по другим причинам. Я сама ощутила, как у меня глаза становятся плоскими и пустыми, когда произнесла:
— Я хотела сказать, что у меня занято почти все время на ближайшие две недели.
Он уставился на меня так, что мне захотелось поежиться. Подавив этот порыв, я ответила на его взгляд невинно-дружелюбным взглядом.
— Ближайший вторник — ночь полнолуния, — сказал он тихо.
Я моргнула, стараясь не показать, что он застал меня врасплох. Это, я думаю, получилось, но язык жестов меня подвел. Руки согнулись, плечи напряглись. Вообще-то люди замечают лишь язык лица, а не тела, но Харлан замечал все. Вот черт!
— Ну да, полнолуние, радостные прыжки на лужайке. Так что?
Голос у меня был настолько безразличен, насколько мне это удалось.
Он улыбнулся своей фирменной легкой улыбкой.
— Вы не очень хорошо умеете изображать невинность, миз Блейк.
— Это да. Но так как я ничего не изображаю, то у меня с этим нет проблем.
— Миз Блейк, — сказал он голосом почти уговаривающим, — не оскорбляйте мой интеллект.
Я проглотила слова: «Но это же слишком легко». Во-первых, это никак не было легко. Во-вторых, мне очень не нравилось, куда повернули его расспросы. Но помогать ему, добровольно выдавая информацию, я не стану. Меньше говори — это раздражает собеседника.
— Я не оскорбляю ваш интеллект.
Он слегка нахмурился — думаю, тоже от души, как раньше чуть улыбался. Из-под маски проглянул истинный Харлан.
— А еще слухи говорят, что вы уже несколько месяцев в ночь полнолуния не работаете.
Он вдруг стал очень серьезен. Не зловеще-серьезен, а так, будто я повела себя невоспитанно, забыла, скажем, застольные манеры, и он меня поправляет.
— Может быть, я викканка. Вы же знаете, что для них полнолуние — священный день. Точнее, ночь.
— А вы викканка, миз Блейк?
Устать от словесных игр — на это мне много времени не надо.
— Нет, мистер Харлан.
— Так почему же вы не работаете в ночь полнолуния?
Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.
Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой, за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи волков. Больверк — это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко. Последней брошенной мне репликой была такая: «Я не хочу любить женщину, которой среди чудовищ комфортнее, чем мне». И что я могла на это сказать? Что вы могли бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает все. Врут.
Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня зависимые. И я, чтобы быть в их распоряжении, в полнолуние беру выходной. Достаточно простая вещь, как видите, но ничего такого, о чем я хотела бы информировать Харлана.
— Иногда я беру выходной, мистер Харлан. Если он совпадает с полнолунием, то заверяю вас, это чисто случайно.
— Ходят слухи, что несколько месяцев назад вас порвал оборотень и теперь вы — одна из них.
Он говорил по-прежнему спокойно, но к этому заявлению я была готова. И лицо, и тело у меня были на этот раз спокойны, потому что он ошибся.
— Я не оборотень, мистер Харлан.
Он чуть прищурился:
— Я вам не верю, миз Блейк.
Я вздохнула:
— Честно говоря, мне все равно, верите вы мне или нет, мистер Харлан. Оборотень я или нет — это никак не влияет на то, насколько хорошо я поднимаю мертвых.
— Слухи утверждают, что вы — лучший из аниматоров, но вы мне сами сказали, что слухи ошибаются. Вы действительно такой хороший аниматор, как говорят?
— Еще лучше.
— Опять же по слухам, вы однажды подняли целое кладбище.
Я пожала плечами:
— Такими разговорами вы можете вскружить девушке голову.
— То есть вы подтверждаете, что так и было?
— Это важно? Позвольте мне повторить: я могу поднять вашего предка, мистер Харлан. Я — один из немногих, если не единственный аниматор в этой стране, который может это сделать, не прибегая к человеческой жертве. — Я улыбнулась профессиональной улыбкой — яркой, светлой и лишенной какого-либо выражения, как электрическая лампочка. — Вас устроит следующая среда или четверг?