— А что скажет Дольф?
Он покачал головой:
— Не знаю.
Но я знаю, что Шулайер не заслуживает запирания в каменном мешке.
— Спасибо, сержант, — сказал Джейсон и улыбнулся.
Зебровски улыбаться не стал, но ответил:
— Вы бываете занозой в заднице, Шулайер, и меховым шаром, но вы не монстр.
В такой момент две женщины наверняка бы обнялись, но ведь они — мужчины. Им не положено было даже обменяться рукопожатием.
— Спасибо, Зебровски.
Он вяло улыбнулся:
— Приятно знать, что сделал сегодня кому-то что-то хорошее.
Он повернулся ко мне.
— Что будет с Дольфом? — спросила я.
Он еще сильнее помрачнел. Учитывая, что вид у него был и без того траурный, это говорило о многом.
— Не знаю.
Дольф наговорил под запись достаточно, чтобы слететь с работы, если это выплывет наружу. Черт побери, раз глава РГРПС — настолько предубежденный тип, то это может привести к пересмотру всех дел с самого начала времен.
— Постарайся, Зебровски, чтобы он взял свой двухнедельный отпуск. Держи его подальше отсюда.
— Это я знаю, — ответил он. — Теперь знаю.
— Извини. Конечно, знаешь.
— А теперь, Анита, пожалуйста, уезжай. Пожалуйста.
Я тронула его за рукав:
— Ты туда не возвращайся один, ладно?
— Перри мне сказал, что тогда Дольф с тобой сделал. Не волнуйся, я буду осторожен. — Он оглянулся на закрытую дверь. — Анита, будь добра, смотайся, пока он не вышел.
Я хотела что-то сказать — утешительное или полезное, но ничего такого не было. Единственное, что я могла сделать полезное, — поскорее убраться.
Так мы и поступили.
Уход отдавал трусостью. Оставаться — глупостью. Если есть выбор между трусостью и глупостью, я почему-то каждый раз выбираю глупость. Сегодня же я выбрала лучшую часть доблести. Кроме того, я не знала, не вылетит ли Дольф из комнаты как разъяренный буйвол и не накинется ли на Джейсона или на меня. В допросной мы могли еще это все скрыть, но если он разнесет все помещение для сотрудников, его службе точно конец. Сейчас же он, быть может, только прострелил себе ногу — в карьерном смысле. Вполне вероятно. Но «может быть» и «вероятно» — совсем не то что «абсолютно точно». Я оставила Зебровски собирать осколки, потому что сама не знала, как это делать.
Мне куда лучше удается ломать, чем чинить.
Глава 40
Джейсон прислонился головой к пассажирскому сиденью джипа. Глаза у него были закрыты, вид измотанный. Под глазами, даже закрытыми, лежали тени. Кожа у Джейсона светлая, но не бледная, он не загорает до смуглости, а приобретает симпатичный золотистый оттенок. Сегодня он был бледен, как вампир, а кожа казалась слишком тонкой, будто его какая-то гигантская рука терла и терла, как трут в кулаке камешек, нервничая.
— Выглядишь как оттраханный, — сказала я. Он улыбнулся, не открывая глаз:
— До чего ты льстива.
— Нет, я всерьез. У тебя вид ужасный. Оправишься к вечеру — к банкету и всему прочему?
Он чуть приоткрыл глаза, чтобы на меня взглянуть.
— А у меня есть выбор?
Если так ставить вопрос…
— Нет, пожалуй.
И у меня голос тоже прозвучал устало.
Он снова улыбнулся, не отрывая голову от сиденья и почти закрыв глаза.
— Если бы у лейтенанта не сорвало клапан, меня бы сейчас уже везли в убежище?
Я пристегнулась и включила зажигание.
— Ты мне не ответила, — напомнил он тихо, но настойчиво.
Я включила передачу.
— Может быть, не знаю. Если бы у Дольфа не сорвало клапан, как ты выразился, у него бы даже и мысли не было тебя туда сунуть. — Я выехала со стоянки. — Но он мог бы вызвать тебя для допроса. Ты здорово исцарапан, и ты — вервольф. — Я пожала плечами.
Он вытянул руки над головой, выгнул спину и потянулся всем телом со странной грацией. От этого движения рукава футболки задрались, обнажив царапины, и Джейсон встряхнулся, будто волна прошла от концов пальцев по рукам, по груди и шее, по животу, бедрам и так далее до пальцев ног.
Громкий сигнал клаксона и скрип тормозов вернули мое внимание к дороге и к тому факту, что я веду машину. Как-то я никого не стукнула, но этого чуть-чуть не произошло. Я как-то проехала через лес недвусмысленных жестов под смех Джейсона.
— Вот теперь мне лучше, — сказал он все еще со смешинкой в голосе.
Я оглянулась на него, нахмурясь. Синие глаза искрились лицо вдруг озарилось радостью. Я попыталась сдержаться, но улыбнулась в ответ. Джейсон всегда мог вызвать у меня такую реакцию — заставить улыбнуться, когда я не хочу.
— Чего такого смешного? — спросила я, но в моем голосе тоже слышалась смешинка, которую мне не удалось проглотить.
— Я попытался позаигрывать и получилось. Раньше ты на мое тело никак не реагировала, даже когда я был голым.
Я изо всех сил стала всматриваться в дорогу, одновременно краснея.
Он сдавленно зафыркал:
— Ты краснеешь из-за меня! Боже мой, наконец-то!
— Продолжай в том же духе, и ты меня достанешь, — предупредила я, сворачивая на Кларк-стрит по дороге к «Цирку».
— Ты не доперла? — Он смотрел на меня, и выражения его лица я понять не могла. Недоумение, восторг — и еще что-то.
— До чего?
— Я больше не прозрачен для твоего радара мужиков.
— Чего?
— Ты замечаешь мужчин, Анита, но меня ты никогда не замечала. Я уж начинал себя чувствовать придворным евнухом.