Пистолет был у меня в руке у бедра, снят с предохранителя и с патроном в стволе еще задолго до того, как я дошла до столика мамы с детьми. Табличку федерального маршала я выпустила из кармана на грудь футболки — на случай, если какой-нибудь гражданский храбрец попытается спасать Ван Андерса.
Пройдя мимо столика женщины, я подняла пистолет и прицелилась. Наверное, на ее тихое «ах!» он и оглянулся. Увидел табличку и улыбнулся, откусив очередной кусок сандвича. И заговорил с полным ртом:
— Сейчас мне будет сказано «ни с места, руки за голову»? — В его речи звучал голландский акцент.
— Нет, — ответила я и выстрелила в него.
Пуля выбила его со стула, и я выстрелила еще раз раньше, чем он упал на пол. Первый выстрел был поспешный, не смертельный, зато второй — точно в корпус, куда надо.
Я выстрелила еще два раза до того, как приблизилась и увидела, как открывается и закрывается у него рот. Кровь хлынула изо рта и окрасила рубашку.
Я обошла его по широкой дуге, чтобы стрелять в голову без помех.
Кровь хлынула изо рта и окрасила рубашку.
Я обошла его по широкой дуге, чтобы стрелять в голову без помех. Он лежал на спине, истекая кровью, но сумел откашлять ее, прочистить горло и сказать:
— Полиция должна предупреждать. Не может стрелять сразу.
Я выпустила из своего тела весь воздух и взяла на мушку его лоб, точно над глазами.
— Я не полиция, Ван Андерс. Я ликвидатор.
Глаза у него расширились. Он успел сказать:
— Нет…
Я спустила курок, и на моих глазах почти все его лицо превратилось в неразличимую кашу. А глаза были синее, чем на фотографии.
Глава 62
В этот вечер Брэдли позвонил мне домой. Выбив человеку мозги посреди кучи пригородных мам с детишками, я что-то не в настроении была идти на работу. Не странно ли? Я уже залезла в постель с моим любимым игрушечным пингвином Зигмундом и с Микой, который свернулся рядом. Обычно тепло от Мики создает больше уюта, чем целая куча мягких игрушек, но сегодня мне нужно было подержаться за любимого пингвина. Руки Мики чудесны, но Зигмунд никогда не говорил мне, что я глупая или кровожадная. Мика тоже не говорил, но я все жду, когда скажет.
— Вы попали в национальные новости, а «Пост-диспетч» на всю первую полосу дала фотографию, как вы казните Ван Андерса, — сообщил Брэдли.
— Ага. Оказывается, это было напротив фотомагазина. Везет мне.
Даже мне самой мой голос показался усталым, если не больше. А что может быть больше? Мертвый?
— Анита, как вы себя чувствуете?
Я притянула руки Мики покрепче к себе, ткнулась головой в его голую грудь. И все равно было холодно. Как это может быть под всеми этими одеялами?
— У меня тут несколько друзей, чтобы не предаваться излишней мрачности.
— Анита, его необходимо было убить.
— Знаю.
— Тогда почему же такой тон?
— Вы не добрались до того места в статье, где у трехлетнего мальчика припадки ночных страхов. Ему чудится, что я убиваю его, как того плохого дядю в торговых рядах. Не дочитали?
— Если бы он ушел…
— Брэдли, перестаньте. Хватит. Я еще до того, как пошла к нему, приняла решение, что психика очевидцев менее важна, чем их физическая безопасность. И не жалею об этом решении.
— О’кей, тогда давайте по делу. Мы думаем, что Лео Харлан более известен как Харлан Нокс. Он работал на кое-кого из тех, на кого работали Хайнрик и Ван Андерс.
— Почему это меня не удивляет?
— Мы позвонили по номеру, который он вам оставил. Служба ответов сообщила нам, что он прервал с ней контракт, оставив только одно сообщение.
Я ждала.
— Вы не хотите спросить?
— Не морочьте мне голову, Брэдли, выкладывайте сами.
— Хорошо. Итак: «Миз Блейк, извините, что мы не занялись моим предком. На случай, если вам интересно: он на самом деле существует. Но в данных обстоятельствах я решил, что осторожность — лучшая часть доблести. И задание отменяется — пока что». Вам понятно, что он хочет этим сказать — насчет задания?
— Думаю, что да. Он хочет сказать, что дело отменено. Слишком много шума получилось. Спасибо, что посмотрели, Брэдли.
— Не надо меня благодарить, Анита. Не попытайся я взять вас к нам федеральным агентом, вы бы вряд ли привлекли внимание работодателей Хайнрика.
— Невозможно вечно себя корить, Брэдли. Как пролитое молоко: надо вытереть и забыть.
Как пролитое молоко: надо вытереть и забыть.
— То же самое и насчет Ван Андерса.
— Вы уже должны меня знать, Брэдли. Я лучше даю советы, чем следую им.
Он рассмеялся, потом сказал:
— Вы все-таки поглядывайте, что у вас за спиной, о’кей?
— Обязательно. И вы тоже, Брэдли.
— Пока, Анита. Берегите себя.
Я не успела сказать «и вы тоже», как он повесил трубку. Почему это работа в правоохранительных структурах так плохо влияет на вежливость по телефону?
В спальню вошел Натэниел, держа в руках «Паутинку Шарлотты».
— Нашел в кухне, и там еще одна закладка. Наверное, Зейн ее начал читать или кто-нибудь другой.
Я теснее прижалась к Мике, и он обнял меня покрепче, будто мог выдавить из меня плохое настроение.
— Пусть купят себе другой экземпляр, — буркнула я.
Натэниел улыбнулся, Мика поцеловал меня в голову.
— Кто сегодня читает? — спросил Натэниел.
— Я, — сказал Мика. — Если Анита не хочет сама.