— Так что она родоначальница вашей культуры, но не вас самих.
— Кто это может сказать наверное, ma petite? Она — начало всего, чем мы сегодня стали. Она наша Мать во всех смыслах, которые только имеют значение.
Я покачала головой:
— Не во всех смыслах. — Отступив в сторону, я сказала: — Кто-нибудь, кто говорит на этом их языке, будьте у меня переводчиком.
— Они теперь понимают по-французски, — подала голос Валентина.
— Отлично. Жан-Клод!
— Я здесь, ma petite.
— Скажи им, что Мюзетт нарушила условия договора и мы должны поместить ее под арест. Ей не будет причинен вред, ей только не дадут вредить другим.
Жан-Клод заговорил по-французски, медленно, так что я многое поняла. За эти годы я поднахваталась, но быстрая речь еще от меня ускользала.
— Я им сказал.
— Тогда скажи им еще вот что: если они не отойдут с дороги, чтобы мы могли ее арестовать, тогда в рамках правил, установленных Матерью Тьмы, мы имеем право убить их за неподчинение этим правилам.
Жан-Клод смотрел на меня с сомнением.
— Ты просто повтори, — сказала я и отошла чуть в сторону найти Бобби Ли. Он покрылся испариной, и вид у него был не очень.
— Прости, Анита. Мы подвели тебя.
Я покачала головой:
— Пока еще нет.
Он посмотрел озадаченно:
— Распахни куртку пошире.
Он выполнил мою просьбу.
Я взяла пистолет у него из наплечной кобуры, заметив при этом второй, за поясом. По правилам, вооружены могли быть только телохранители. Направив ствол в землю, я отщелкнула предохранитель.
У Бобби Ли глаза раскрылись слишком широко. Я не была уверена на самом деле, что он позволит мне взять пистолет.
Но он не препятствовал, и я осторожно прошла сквозь толпу в передние ряды.
Пистолет был невидим — я его спрятала в складках широкой юбки.
— Что они сказали, Жан-Клод?
— Они не верят, что им кто-нибудь что-нибудь может сделать. Они говорят, что они непобедимы.
— Сколько времени они спали?
Жан-Клод спросил у них.
— Они точно не знают.
— Откуда им известно, что они непобедимы?
Он спросил, и они выхватили мечи из-под белых камзолов. Короткие мечи, выкованные из чего-то потемнее и потяжелее стали. Бронза? Не знаю. Знаю только, что не сталь.
Мы все отступили от обнаженных клинков, из чего бы они ни были сделаны.
— Они говорят, что ни одно оружие, сотворенное человеком, им не страшно, — сказал Жан-Клод.
Мюзетт рассмеялась:
— Это лучшие воины из всех, кто когда-либо был создан. И вы не тронете меня, пока я под их защитой.
Я шагнула назад, встала в равновесную стойку, насколько это позволяли каблуки, и подняла пистолет. Целила я в голову, туда и попала. Череп вампира разлетелся фонтаном крови и мозгов. Эхо выстрела длилось, кажется, вечно, и я не слышала вопля, сорвавшегося с губ второго воина, когда он бросился на меня. Его голова взорвалась точно так же. Никакое умение вести рукопашный бой не поможет, если твой враг слишком далеко, чтобы этим умением воспользоваться.
Мюзетт стояла и моргала — слишком потрясенная, чтобы двигаться, очевидно. Ее забрызгало кровью и чем погуще. Белокурые волосы и бледное лицо превратились в красную маску, из которой моргали голубые глаза. Белое платье стало наполовину алым.
Я нацелила ствол в это пораженное лицо. Я об этом думала, видит Бог, я думала. Но не испуганные слова Жан-Клода: «Ма petite, ради нас всех, не надо, прошу тебя», — заставили меня остановиться. Я не могла убить Мюзетт из-за того, что сделает Белль Морт в отместку. Но я дала Мюзетт увидеть в моих глазах, в лице, в теле, что я убила бы ее, что мне хочется убить ее и что ради этого я могу при достаточном поводе забыть о мести Белль на ту секунду, что нужна для нажатия на спусковой крючок.
В глазах Мюзетт заблестели слезы. Она была дура, но не настолько, чтобы не понять. Тем не менее мне надо было увериться, что таких недоразумений больше не будет.
— Что ты видишь у меня в глазах, Мюзетт? — спросила я тихо, почти шепотом, потому что боялась того, что может сделать моя рука, если я крикну.
Она сделала глотательное движение, и ее слова громко отдались в моих звенящих ушах:
— Я вижу свою смерть.
— Да, — сказала я. — Твою смерть. И никогда не забывай этой минуты, Мюзетт, потому что, если она повторится, она будет твоей последней минутой.
Она выдохнула прерывисто:
— Я поняла.
— Надеюсь, Мюзетт. Очень надеюсь, что поняла. — И я медленно опустила пистолет. — А теперь, Мерль, не мог бы ты проводить Мюзетт и Анхелито к ним в комнаты?
Мерль шагнул вперед, и небольшая армия гиенолаков двинулась за ним.
— Моя Нимир-Ра говорит, и я повинуюсь.
Я слыхала, как он говорит нечто подобное Мике, но ко мне он так обратился впервые — по крайней мере на полном серьезе.
Мерль перешагнул через трупы убитых вампиров, чтобы взять Мюзетт за локоть. Гиенолаки были бледны, но явно довольны. Довольны были все телохранители в этом зале, потому что я все теперь упростила. Если они снова заведут ссору, мы их можем убить.
Но я увидела выражение лица Жан-Клода, и он не был доволен.
Я упростила работу солдатам, но не политикам. Да, с политической точки зрения я, наверное, адски все усложнила.
Мерль не слишком бережно перевел Мюзетт через тела. Она споткнулась, и лишь толпа гиенолаков не дала Анхелито ее подхватить. Мюзетт восстановила равновесие, и тут в комнате вдруг запахло розами.