Глава 11
Ашер медленно вошел в дверь, тщательно пряча лицо за водопадом золотых волос. Он переоделся в свежую рубашку без следов крови. Белую — этот цвет ему не шел.
— Ты звал, — сказал он.
Я застыла, все еще обнимая колени, и пульс у меня забился в горле. А дыхание на пару секунд пресеклось.
— Мы звали, — осторожно поправил Жан-Клод.
Ашер поднял глаза — мелькнуло лицо под волосами.
Наверное, отреагировал на «мы».
Жан-Клод сел очень прямо еще до того, как Ашер вошел. Он был элегантен, собран в своей шелковой и кожаной одежде.
Я все еще сидела на коврике у его ног, глядя на Ашера, будто он лиса, а я кролик. Жан-Клод тронул меня за плечо, и я вздрогнула.
Я подняла на него глаза — он смотрел на меня.
— Это должно быть твое решение, ma petite.
— Почему всегда решение должно быть за мной? — вздохнула я.
— Потому что ничего чужого ты не потерпишь, ma petite.
Да, я вспомнила.
— Ничего себе, — шепнула я.
Он бережно сжал мне плечо:
— Еще ничего не сказано. Мы можем оставить все как есть.
Я встряхнула головой:
— Нет. Я не хочу завтрашней ночью одна быть виновата, если у нас ничего не выйдет. Я не стану рисковать им ради предрассудков своей морали.
— Как скажешь, ma petite, — произнес он все с той же ровной, ничего не выражающей интонацией.
— Что тут произошло? — спросил Ашер, и его голос не был пуст — в нем слышалась нотка страха. Учитывая, кто там спал дальше по коридору, я его могла понять.
Я опустила руки. Они занемели от слишком тугого объятия коленей. Я попыталась огладить юбку, но наткнулась только на колготки. Любимая темно-синяя юбка была слишком короткой для сидения в такой позе. Если бы в комнате были зрители, они могли бы заметить, что белье у меня под цвет.
Я подобрала под себя колени — медленно, неловко, скованно.
— Что случилось? — спросил Ашер, и на этот раз голос его был совершенно непроницаем.
— Ничего, mom ami, — ответил Жан-Клод. — Точнее, ничего нового.
— Это я виновата, — сказала я и встала, все еще двигаясь медленно.
— В чем виновата? — спросил Ашер, переводя взгляд с меня на Жан-Клода и обратно, пытаясь что-то понять по нашим лицам.
Я сошла с мехового коврика, и мои каблуки резко клацнули по полу.
Я сошла с мехового коврика, и мои каблуки резко клацнули по полу.
— В том, что тебе грозит опасность от Мюзетт.
— Ты сделала все, что могла, для моей защиты, Анита, и больше, чем я бы осмелился мечтать. Никто не бросает вызов Мюзетт из страха перед Белль Морт. Ты сделала такое, о чем многим членам Совета было бы страшно даже подумать.
— Благословение невежества, — ответила я.
Он бросил на меня быстрый взгляд из-под завесы волос.
— Что это значит?
Я подошла к нему, туда, где он стоял еще в дверях.
— Это значит, что я была храброй лишь от незнания, что мне грозит. Я никогда не видела Белль во плоти. Не пойми меня неправильно — она достаточное впечатление производит и на расстоянии, но я никогда не видела ее по-настоящему.
Я теперь стояла перед ним. Он отвернулся, показывая лишь невредимую сторону лица. Так он уже давно от меня не прятался.
Я потянулась рукой к той половине, которую он отвернул в сторону, и он вздрогнул, отдернулся назад так, что дверь заскрипела.
— Non, non!
— Мне уже случалось к тебе прикасаться, — сказала я так тихо и осторожно, как говорят с пугливым зверьком или с человеком на краю крыши.
Он отвернулся от меня совсем.
— Ты видела картины. Ты видела, каким я был когда-то, и видела теперь, каким я был… когда раны были свежие. — Он повернулся спиной, руки на двери, и замотал головой: — Ты видела то, что видела Белль Морт.
Я покачала головой, поняла, что он этого не видит, и коснулась его плеча. Он вздрогнул.
Я обернулась к Жан-Клоду, и его лицо было пустым, только в глазах была заметна тень страдания такого глубокого, что от него чуть не погибли трое.
Я прижалась телом к спине Ашера, обняла его сзади. Он замер под моим прикосновением, отстраняясь, уходя в себя, туда, где не больно. Я прижалась щекой к его спине и держала его, пока он не затих.
Сглотнув непролитые слезы, я заговорила, и голос мой звучал ровно.
— Я куда раньше видела тебя в воспоминаниях Жан-Клода. Я помню твое великолепие под моими руками, рядом с моим телом. — Я обтекла его, прилипла к нему. — Мне не нужна картина, чтобы видеть твою красоту.
Он задрожал всем телом, попытался повернуться, сбросить меня с себя, но я держала, и он не мог отстраниться, не сделав мне больно.
— Отпусти меня, Анита. Отпусти.
— Нет, — ответила я. — Только не сегодня.
Он чуть пошевелился в сторону двери, как человек, пытающийся пробраться через лаз всего на дюйм шире собственного тела.
— Чего ты хочешь от меня? — Что-то похожее на слезы звучало в его голосе.
— Будь с нами в эту ночь, вот чего я хочу. Будь с нами.
— Быть с вами — как? — спросил он придушенным шепотом.
Я взяла его за рубашку и повернула к себе. Очень медленно — я будто поворачивала землю вокруг ее оси. Прижавшись спиной к двери, он повернулся ко мне только безупречным профилем.
Я потянула его к себе за рубашку, пытаясь ввести в комнату, но он не поддался.
— Я не могу этого сделать. — В его голосе звучало глубокое страдание.
— Как ты думаешь, о чем она просит? — спросил Жан-Клод тем же безразличным голосом.