Он стал объяснять дорогу, и мне пришлось попросить его подождать, пока я найду бумагу и ручку. В этой комнате их нигде не было. В конце концов мне пришлось записывать указания помадой на зеркале в ванной. Зебровски оборжался, когда я наконец нашла помаду и стала записывать.
Чуть продышавшись, он произнес:
— Спасибо, Блейк.
Чуть продышавшись, он произнес:
— Спасибо, Блейк. Это было как раз то, что надо.
— Рада, что скрасила тебе день.
Я вспомнила, что говорил Джейсон насчет способности вервольфа найти след по запаху, и подбросила эту идею Зебровски.
Он на целую минуту заглох.
— Как ни верти, никого мне не уговорить допустить на место убийства другого оборотня.
— Командуешь ты, — сказала я.
— Нет, Анита. Приведи другого оборотня, и кончится тем, что его возьмут на допрос, как тогда Шулайера. Не делай этого. Иначе все это превратится в охоту на ведьм.
— В каком смысле?
— В том, что на допрос потянут всех известных оборотней.
— АКЛУ встанет стеной на их защиту.
— Ага, но только когда некоторых уже как следует допросят.
— Убийца не из местных ликантропов, Зебровски.
— Я не могу доложить начальству, что наш убийца пахнет не так, как местная стая вервольфов, Анита. Они скажут: конечно, местные волки это заявляют, они не хотят, чтобы на них повесили такое гадство.
— Я верю Джейсону.
— Может, я ему тоже верю, может, нет, но это не играет роли, Анита. Абсолютно никакой. Люди перепуганы насмерть. В сенате штата двигают билль насчет того, чтобы снова ввести в действие законы об опасных хищниках.
— Господи, Зебровски, как те, что еще кое-где в западных штатах сохранились?
— Ага. Сперва убивай, а потом, если анализ крови покажет ликантропа, то убийство считается законной самообороной, и дело закрыто без суда.
— Такой закон никогда не примут, — сказала я с почти стопроцентной уверенностью.
— Сейчас вряд ли, но, Анита, если разорвут вот так еще несколько женщин, то я и не знаю.
— Хотелось бы мне сказать, что люди не настолько глупы, — сказала я с сожалением.
— Но ты знаешь, что это не так.
— Ага.
Он вздохнул:
— Это еще не все. — И голос у него был по-настоящему несчастный.
Я села попрямее возле спинки, заставив Натэниела подвинуться.
— Кажется, ты хочешь мне сказать по-настоящему плохую новость, Зебровски.
— Я просто не хочу, чтобы мне одновременно надо было воевать с тобой, с Дольфом и с начальством.
— Что случилось, Зебровски? С чего ты решил, что я на тебя напущусь?
— Ты помнишь, Анита, что Дольф до последнего момента был главным?
— Зебровски, не тяни.
У меня засосало под ложечкой, будто я боялась услышать то, что он скажет.
— На месте первого изнасилования была записка.
— Я ее не видела.
— У задней двери. Дольф не дал тебе возможности увидеть. Я тоже о ней до последнего времени не знал.
— И что там было, Зебровски?
У меня в голове закопошилась целая свалка мыслей. Записка для меня или обо мне?
— Первая записка была такая: «Эту мы тоже пригвоздили».
Я подумала, потом поняла — или подумала, что поняла. Первое убийство, человек, прибитый гвоздями к стене гостиной. Ничего не связывало эту смерть с убийствами, которые совершал оборотень. Кроме разве что этого странного послания.
— Ты думаешь о том первом, в Вайлдвуде, — сказала я. — Эта записка может значить что угодно, Зебровски.
— Так мы думали до второго изнасилования — того, на которое Дольф не разрешил нам тебя звать.
— И там была записка, — сказала я тихо.
— «Еще одну пригвоздили», — сказал он.
— И все-таки это может быть совпадение. «Пригвоздили» — эвфемизм сексуального акта.
— Сегодняшняя записка гласит: «Не осталось достаточно для распятия».
— Маньяк, который убивал этих женщин, недостаточно методичен или недостаточно аккуратен для первого убийства.
— Я знаю, — сказал он. — Но мы не обнародовали факт насчет гвоздей или насчет того, что первую жертву распяли. Об этом мог знать только убийца.
— Один из убийц, — поправила я. — Убийство мужчины — работа группы. — Мне пришла в голову мысль. — На этих преступлениях находили больше одного вида спермы?
— Нет.
— Так что выходит: насильник хочет, чтобы мы знали: эти преступления взаимосвязаны. Так?
— Зачем любому из этих психов давать нам знать что бы то ни было? Это его потешает, Анита.
— Какую биографию вы накопали по первой жертве?
— Бывший военный.
— Такой дом с внутренним бассейном на пенсию отставника не построишь.
— Он был импортером. Ездил по миру и кое-чего привозил.
— Наркотики?
— Этого нам не удалось раскопать.
Мне пришла в голову еще одна мысль — просто рекорд после всего двух часов сна.
— Назови мне страны, где он часто бывал.
— Зачем? — спросил Зебровски.
Я ему дала информацию, которую до него не донесли неофициальные каналы, насчет Хайнрика.
— Если убитый посещал те же страны, это может что-то значить.
— Зацепка, — сказал Зебровски. — Реальная зацепка, только непонятно, что с ней делать.
— Зацепок у тебя много, только от них толку мало.
— Ты тоже это заметила?
— Если Хайнрик знал убитого, я все равно не понимаю, что это может значить.
— Я тоже, — согласился он. — Ладно, приезжай поскорее. И не приводи с собой никаких оборотней.
— Поняла, — ответила я.
— Надеюсь. — Он кому-то сказал, мимо микрофона: — Я буду прямо там. Потом мне: — Поторопись.