Осторожно
обойдя лестницу, Виллетт заметил, что и запах; и зловещие звуки
чувствовались сильнее всего у странных плит с проделанными в них
многочисленными отверстиями. Похоже, они здесь играли роль люков, ведущих
еще глубже, в самое средоточие ужаса. Встав на колени у одной из плит,
доктор попытался приподнять ее, и ценой огромных усилий ему удалось это
сделать.
Когда он дотронулся до холодного камня, вой внизу стал громче, но,
собрав все свое мужество, доктор приоткрыл каменную крышку подземного
колодца. Из отверстия вырвалась струя невыносимого зловония, от которого
Виллетт едва не потерял сознания, но он все же откинул каменную плиту и
осветил зияющую черную дыру.
Он ожидал, что увидит ступени, ведущие вглубь, к источнику странных
звуков, но, задыхаясь от ядовитых испарений, из-за которых началась резь в
глазах, различил лишь облицованный кирпичом цилиндрический колодец диаметром
примерно в полтора ярда. Ни ступенек, ни каких-либо иных приспособлений для
спуска там не было. Когда луч света скользнул вниз, вой немедленно сменился
ужасающими воплями, скрежещущими звуками; наконец раздался глухой гулкий
стук, словно неведомое существо, таящееся в колодце, царапая когтями по
скользким стенам, пыталось выбраться из своей темницы и сорвалось на дно.
Доктора охватил ужас. Он боялся даже представить себе, как может выглядеть
чудовище, скрывающееся внизу. Все же, собравшись с духом, он, лежа на полу и
держа фонарик на расстоянии вытянутой руки, свесил голову за край люка,
вглядываясь в темноту. Вначале были видны лишь скользкие, обросшие мхом
кирпичные стены, бесконечно уходящие вниз, туда, где клубились тошнотворные
испарения и раздавался злобный рев, потом он различил лихорадочное движение
в самой глубине узкого колодца, дно которого было на двадцать-двадцать пять
футов ниже уровня каменного пола: что-то темное неуклюже прыгает, пытаясь
выбраться наружу. Рука, держащая фонарик, дрогнула, но доктор заставил себя
снова посмотреть вниз; он должен был убедиться, что в глубине зловещего
подземелья действительно замуровано живое существо. Чарльз оставил его здесь
умирать от голода — ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как его
увезли в лечебницу, и из множества подобных тварей, заключенных в такие же
каменные гробы с. просверленной крышкой, которых так много в этом огромном
сводчатом подземелье, наверняка выжило лишь несколько. Каким бы ни было
заживо погребенное существо, оно не могло даже улечься в своей тесной узкой
норе: все эти страшные недели оно стонало, корчилось и выло, подпрыгивая на
слабых ногах, тщетно ожидая избавления, ибо хозяин оставил его голодным и
беспомощным.
Но, хотя Маринус Бикнелл Виллетт считал себя смелым человеком и не
привык отворачиваться от опасности, он до сих пор жалеет, что решился
бросить в глубину колодца еще один взгляд; то, что он там увидел, оставило в
душе неизгладимый след.
Трудно сказать, почему вид этого существа, каким бы
уродливым оно и было, мог так потрясти его. Возможно, определенные формы
способны внушать необъяснимый ужас, пробуждая древние понятия, таящиеся в
подсознании; словно исчезает на миг спасительное покрывало, и человек
остается один на один с непознаваемыми космическими силами, с неведомым, что
кроется за иллюзиями здравого смысла.
Создание как раз такой формы увидел Виллетт в глубине колодца, и на
несколько минут был охвачен безумием, словно сам превратился в пациента
лечебницы доктора Войта. Фонарик выпал из его онемевших пальцев, доктор даже
не обратил внимания на хруст, раздавшийся внизу, когда этот фонарик достиг
страшного пленника. Виллетт кричал, не в силах остановиться. Ни один из его
друзей не поверил бы, что этот панический визг доносится из уст доктора.
Ноги не держали его, он пытался ползти, катался по отвратительно влажному
полу, стремясь оказаться как можно дальше от адского колодца, обитатель
которого отвечал заунывным воем на его панические вопли. Он ободрал руки о
грубые неотесанные камни, несколько раз ударился головой о колонну.
Понемногу доктор пришел в себя. Вокруг расстилался зловонный мрак. Виллетт
закрыл ладонями уши, чтобы не слышать глухих злобных стонов, которыми
сменились вопли омерзительных существ. Он был весь покрыт потом. Везде
царила непроглядная темнота, темнота и неизбывный страх. Внизу, под ним,
копошились десятки несчастных созданий, все еще живых; с одного из колодцев
он сам, собственными руками снял крышку… Виллетт сознавал, что существо,
которое он увидел, никогда но сможет взобраться вверх по скользким стенам, и
все же дрожал, не в силах избавиться от навязчивой мысли, что оно найдет
какую-нибудь опору и выкарабкается из своей темницы.
Впоследствии доктор не мог описать это существо, он говорил лишь, что
оно напомнило ему одну из фигур, вырезанных на чудовищном алтаре. Природа
никогда не создавала чего-либо подобного: создание выглядело как бы
незавершенным, словно некий безумец слепил его из частей, не подходящих друг
к другу. Очевидно, они были воссозданы из того, что Вард называл
«несовершенными солями», и приносились в жертву во время свершения различных
ритуалов. Поэтому их изображения вырезаны на алтаре. Там были еще худшие
твари, чем та, которая испугала доктора Виллетта — а ведь н заглянул только
в один колодец! Блуждая под темными сводами старого подземелья, Виллетт
вдруг припомнил фразу из письма Саймона Орна (он же Джедедия Орн),
адресованного Карвену:
«Не было ничего, кроме ужаснейших Монструозностей, среди того, что Х.
воссоздал из Вещи, от коей имел в своем распоряжении лишь часть».
Потом он подумал о найденном в поле близ Потуксета обугленном трупе
получеловека-полузверя. По словам старого Слокум, это произошло сразу же
после нападения на ферму Карвена.