Беседа, как всегда, ни к
чему не привела, но доктор Виллетт готов поклясться, что Вард тогда был
совершенно таким же, как обычно. Он обещал, что вскоре откроет свою тайну, и
говорил, что ему необходимо иметь еще одну лабораторию вне дома. Об утрате
портрета он жалел очень мало, если вспомнить, как восторженно относился к
своей находке прежде, напротив, посмеивался над тем, что краска на картине
внезапно растрескалась и осыпалась.
Со следующей недели Чарльз стал надолго отлучаться из дома, и однажды,
когда добрая старая чернокожая Ханна пришла к Вардам, чтобы помочь при
ежегодной весенней уборке, она рассказала, что юноша часто посещает
старинный дом на
Олни-Корт, куда приходит с большим баулом в руках и долю возится в
подвале. Он был очень щедр к ней и старому Эйзе, но казался более
беспокойным, чем всегда, и это ее очень расстраивало, потому что она знала
его с колыбели.
Новые известия о Чарльзе пришли из Потуксете, где друзья Бардов видели
его чуть ли не каждый день. Казалось, он не покидал небольшой курортный
городок — Род-на-Потуксете и с утра до вечера катался по реке на. ботике,
который нанимал на лодочной станции. Расспросив впоследствии жителей этого
городка, доктор Виллетт выяснил, что целью поездок Чарльза всегда была
дальняя излучина реки, вдоль которой, высадившись на берег, он шел,
направляясь к северу, и обычно возвращался лишь спустя долгое время.
В конце мая на чердаке дома Вардов вновь раздались ритуальные
песнопения и заклинания, что вызвало резкие упреки мистера Варда. Довольно
рассеянным тоном Чарльз обещал прекратить их. Однажды утром повторился
разговор молодого Варда с воображаемым собеседником, такой же, как в ту
злосчастную Страстную пятницу. Чарльз уговаривал и горячо спорил сам с
собой; слышались возмущенные возгласы, словно принадлежащие двум разным
людям, как будто один из них чего-то требовал, а второй отказывался. Миссис
Вард взбежала по лестнице а чердак и прислушалась. Стоя у запертой двери,
она смогла различить лишь фразу: «Три месяца нужна кровь». Когда миссис Вард
постучала в дверь, все стихло. Позже мистер Вард стал расспрашивать Чарльза,
и тот сказал, что произошел «конфликт в разных сферах сознания», которого
можно избежать, лишь обладая большим искусством. Он попытается ограничить
его этими сферами.
В середине июня ночью произошел странный случай. Ранним вечером из
лаборатории послышались шум и топот. Мистер Вард решил пойти посмотреть, в
чем дело, но шум внезапно прекратился. Когда все уснули, а лакей запирал на
ночь входную дверь, — у подножия лестницы вдруг появился Чарльз, нетвердо
державшийся на ногах, с большим чемоданом. Он сделал лакею знак, что хочет
покинуть дом. Молодой человек не сказал ни слова, но лакей — респектабельный
йоркширец — посмотрел ему в глаза и вздрогнул без всякой видимой причины.
Он
отпер дверь, и молодой Вард вышел. Утром лакей сообщил о происшедшем матери
Чарльза. По его словам, было что-то дьявольское во взгляде, которым тот его
окинул. Молодые джентльмены не смотрят так на честных слуг, и он не желает
больше оставаться в этом доме ни на один день. Миссис Вард отпустила лакея,
не обратив особого внимания на его слова. Представьте только: ее Чарльз мог
кого-то обидеть; нет, это просто смешно! К тому же, перед тем, как уснуть,
она слышала слабые звуки, доносившиеся из лаборатории, которая была прямо
над ей; Чарльз плакал, беспокойно ходил по комнате, глубоко вздыхал, словно
человек, погруженный в самую бездну отчаяния. Миссис Вард привыкла
прислушиваться по ночам, глубоко обеспокоенная зловещими тайнами,
окружавшими ее сына. На следующий вечер, как и три месяца назад, Чарльз Вард
первым взял из почтового ящика газету и якобы случайно потерял где-то
несколько листов. Это: вспомнили позже, когда доктор Виллетт попытался
связать разрозненные факты в одно целое. В редакции «Джорнел» он просмотрел
листы, утерянные Чарльзом, и нашел две заметки.
«СНОВА ГРОБОКОПАТЕЛИ.
Сегодня утром Роберт Харт, ночной сторож на Северном
кладбище, стал свидетелем того, что похитители трупов снова принялись
за свое страшное дело в самой старой части кладбища. Могила Эзры Видена,
родившегося в 1740 и умершего в 1824 году, как было начертано на его
извлеченном из земли и варварски разбитом каменном надгробии, разрыта и
опустошена. Это было, по всей вероятности, проделано с помощью лопаты,
украденной из соседней сторожки.
Каково бы ни было содержимое могилы после более чем столетнего
пребывания в земле, все исчезло, кроме нескольких полусгнивших щепок.
Отпечатков колес не замечено, но полицией найдены вблизи от этого места
следы одного человека, очевидно, мужчины, принадлежащею к хорошему обществу,
так как он был обут в модные туфли с острым носком.
Харт склонен связывать это событие со случаем, происшедшим в марте,
когда он спугнул группу людей, приехавших на грузовике, которые успели
вырыть глубокую яму; однако сержант Рили из Второго участка опровергает эту
версию, указывая на коренное различие между двумя происшествиями. В марте
раскопки производились там, где, как известно, не было никаких могил; в
последнем случае явно целенаправленно и злонамеренно разрыта отмеченная во
всех записях могила, варварски разрушено надгробие, находившееся до
настоящего времени в прекрасном состоянии.
Потомки Видена, которым сообщили о случившемся, выразили свое удивление
и глубокое сожаление. Они совершенно не могут себе представить, чтобы
нашелся человек, питающий такую смертельную ненависть к их предку, что
осмелился осквернить его могилу. Хезеод Виден, проживающий на Энджел-стрит,
598, вспомнил семейную легенду, гласящую, что Эзра Виден незадолго до
Революции принимал участие в какой-то таинственной вылазке, отнюдь не
задевающей его собственной чести.